Выстрел с Невы: рассказы о Великом Октябре

Мусатов Алексей Иванович

— А отсюда стрелять нельзя? — спросил Акимка у солдата.

— В кого же будешь стрелять тут? Тут не в кого. Иди вон на тот угол, — угрюмо ответил высокий солдат в серой шапке, глубоко надвинутой на уши.

— А опасно идти туда?

— Ты попробуй, — криво усмехнувшись, посоветовал солдат, а потом, помолчав, вдруг сказал: — Айда-ка, товарищ, вместе. Я вперед, а ты за мной. Вместе-то веселее. Только берегись, брат. Стрелять будут — бросайся на землю.

У Акимки забилось сердце и по спине побежали мурашки, но он храбро ответил:

— Что ж, идем.

— Зря вы лезете туда, — лениво сказал кто-то позади.

— Ну вот еще, скажет тоже! — сердито отозвался солдат. — Идем!

Он глубоко надвинул шапку, поправил винтовку, подтянулся и быстро побежал вдоль стен по тротуару, низко пригибаясь на бегу. Акимка побежал за ним. Один дом пробежали, другой. Где-то щелкнул выстрел, и окно над головой солдата печально звякнуло. Солдат прыжками бросился к крыльцу аптеки и здесь присел. Акимка, точно подкинутый пружиной, метнулся за солдатом и присел рядом с ним. Солдат тяжело дышал.

— Откуда это? — тревожно спросил Акимка.

— Что — откуда?

— Стреляют-то?

— А черт их знает! Должно, от- куда-нибудь с крыши, — Оба, крепко прижавшись к камням крыльца, сидели минут пять.

Между тем стрельба стихла. Не стреляли даже в Охотном. Солдат поднялся на ноги и осторожно начал осматривать крыши домов, а потом прыжком, словно его кто рванул, выскочил из-за крыльца и побежал через улицу на тот угол, где стояли рабочие. Акимка, не помня себя, не сознавая, что делает, побежал тоже. Откуда-то сверху нервно и беспорядочно затрещали выстрелы. Вокруг защелкало… Солдат, бежавший впереди, неловко споткнулся и, громко ругаясь, грохнулся на мостовую. Винтовка с жалобным дребезжанием упала на камни. Акимка успел заметить, что солдат крепко ударился головой о камни. Его серая шапка отлетела далеко вперед.

— А… А… Скорей! Скорей! — кричали с угла.

Акимка перебежал улицу, спрятался за угол в толпу и уже только тогда оглянулся. Солдат лежал все там же, где упал, а кругом него по камням мостовой щелкали пули и подскакивали изредка кусочки земли, поднятые ими…

— Готов, убили! —отрывисто говорили солдаты, стоявшие за углом, —Нужно было лезть, чертям…

Они сердито смотрели на Аким- ку, будто он был виновником смерти солдата. А тот, бледный, задохший- ся, оглушенный, стоял у стены. Он так испугался, что готов был бросить винтовку и по–ребячьи заплакать. Но удержался. И стоял, судорожно отдуваясь. Он вдруг вспомнил, как солдат заскорузлой большой рукой надвигал на уши шапку и деловито поправлял винтовку.

Сверху, с Тверской, приехал лакированный автомобиль со студента- ми–санитарами. Санитары, чтобы остановить стрельбу, долго махали белыми флагами, на которых были нашиты красные кресты, потом подняли убитого, как тяжелый куль, быстро положили его на носилки и собрались уезжать. С угла им кто-то крикнул:

— Шапку-то возьмите!

Санитары забыли шапку, и вдруг всем показалось, что шапка для убитого просто необходима.

— Шапку, шапку возьмите! — нервно и злобно кричали рабочие и солдаты.

На момент всем казалось, что вот так и их могут убить, а шапку-то и забудут…

— Возьмите шапку! — крикнул Акимка, — Шапку.

Студент–санитар соскочил с автомобиля, поднял шапку и положил ее на носилки, рядом с головой убитого. Теперь все было в порядке. Автомобиль уехал, и все облегченно вздохнули. На том месте, где лежал убитый, камни потемнели и стояла красная пугающая лужа во впадинах между камнями. Не хотелось туда смотреть, но тянуло подойти ближе и посмотреть пристально…

— Эх, крови-то сколько! — сказал сумрачно рабочий в темной, сильно потертой кожаной куртке и с рыжим теплым шарфом на шее. — Теперь полетела душа в рай…

Рабочий потрогал шарф рукой, подумал и тихонько откликнулся на свои мысли:

— Да… Так-то вот.

Все молчали, и каждый думал о чем-то своем, близком, глубоком, о чем никогда не узнают другие.

— В рай, на самый край, — пробормотал все тот же рабочий и скрипуче засмеялся.

— В рай не в рай, а вообще-то, братцы, дело не того… табак. Бьют по–настоящему.

— А откуда это били?

— Должно, с крыши, с костини- цы. Там их тьма засела.

— А может, от Воскресенских ворот?

— Нет, это с крыши, — подтвердил Акимка. — Я видел, когда бежал сюда: с крыши.

Все с любопытством посмотрели на него. Паренек-то ведь случайно не лежит вместе с солдатом.

— Ну что, товарищ, чай, у тебя душа-то в пятках теперь? — спросил рабочий, говоривший о рае, — Пожалуй, тебе теперь иголку надо.

— Какую иголку? Зачем? — удивился Акимка.

— Иголку настоящую. Душу-то выковыривать из пяток.

В толпе коротко, нехотя засмеялись. Акимка покраснел, и у него стал такой сконфуженный вид, что пожилой усатый солдат угрюмо сказал ему:

— Зря ты, парень, полез сюда. Право, зря.

— Почему же зря? Разве я не такой же гражданин, как, например, вы? Это даже странно! — запальчиво, обидевшись, уже чисто по–мальчишески выпалил Акимка.

Солдат, улыбнувшись, сказал:

— Давай, давай, парень, защищай революцию!

Акимка нервно прошелся взад и вперед по. тротуару, подошел к самому углу и выглянул к Охотному. Отсюда уже было видно и Охотный, и Воскресенскую площадь, и часовню Иверской иконы, и дальше, через Воскресенские ворота, угол Красной площади. Всюду было пустынно. Ни людей, ни экипажей. И эта пустота особенно пугала. Всегда, даже в глухую ночь, здесь было много народу. А теперь никого. Под Воскресенскими воротами и ближе сюда, по углам, мелькали фигуры, стреляли из винтовок, и пули с резким зиганьем летели мимо, били в мостовую и в забор большого строящегося дома. В Охотном ряду, за углом, мелькнула какая-то фигура. Акимка прижал винтовку к плечу и нажал спуск. Винтовка резко толкнула в плечо. В ушах загремело и запищало…

Солдаты столпились в углу.

— В кого бил? — спросили они.

— А там юнкер, кажись…

— Смотри, не убей частного какого.

Из-за угла опять высунулась фигура в серой шинели и — трах!.. — выстрелила сюда и опять юркнула за угол. Пуля отбила кусок штукатурки.

На солдат и на Акимку полетело облачко тонкой пыли. Все разом отшатнулись.

— Вот, мать честная! — удивленно сказал Акимка.

Ему приятно было, что в него стреляли. В него, Акима Розова. Об этом можно потом рассказывать всю жизнь.