Выжившая
Шрифт:
Захваченный хаосом мыслей, я делаю то, что повергает в шок нас обоих. Провожу окровавленными пальцами по ее губам, повторяя их чувственный красивый контур, оставляя ярко-алые следы. Как помада, мелькает в голове безумное сравнение,и
Шерил делает то, что повергает в шок только меня. Приоткрыв губы, она медленно облизывает их. Я задерживаю дыхание, не в силах оторвать взгляд от красного кончика ее языка, скользнувшего по моему указательному пальцу. В ушах раздается звон, подозрительно напоминающий дикий безудержный сумасшедший хохот. Опомнившись, я резко одергиваю руку, и несколько бесконечных минут
Она целовала мои пальцы….
Дилан не солгал. Она действительно делала это.
Прямо сейчас… Она целовала его пальцы. Не мои.
Эта мысль зарождает в груди животное, злое чувство.
Жесткое и слепое, оснoванное на собственнических инстинктах. Знакомое и позабытое…
Я чувствую себя преданным.
–Оливер?
– в ее голосе слышится испуг. Он же дрожит в глубине распахнутых глаз. Шерил соскальзывает c моих коленей и растерянно замирает напротив.
– Не понимаю, что на меня нашло, - смущенно бормочет она, вытирая губы.
–Ты перенервничала. Тебе нужно отдохнуть и хорошенько выспаться.
– я встаю из кресла. – Пошли, провожу тебя в комнату, - не дождавшись ответа, беру оцепеневшую, но не сопротивляющуюся Шерил под руку и вывожу из библиотеки. В
прошлый раз она меня культурно послала. Черт, неужели это было только вчера? Почему у меня ощущение, что законы времени с недавних пор пеpестали существовать,или мы с
Шерил угодили во временную ловушку, либо портал, о которых так любят писать фантасты.
Сегодня Шерри не так решительна, как накануне. Она подавленно молчит и едва поспевает за моим стремительным шагом. Я редко бываю в нежилой половине дома, но спальню для гостьи выбирал сам, хотя Гвен изначально хотела разместить Шерил вместе с прислугой. Мне стоилo прислушаться. Действительно стоило. Сестра часто предлагает разумные решения и редко ошибается. Она – единственная, ктo по–настоящему любит меня.
–Мы пришли, спасибо, - Шерри останавливается у самой последней двери в конце темного коридора. Тусклое освещение зрительо сужает пространство. Стены давят, как и близость девушки, наблюдающей за мной напряженным задумчивым взглядом. Хочется верить, что она размышляет о том же. Договаривается со своей девичьей скромостью, перебирая в голове все многочисленные доводы «против» и только одно объективное «за». Она ищет компромисс или все уже решила?
–Я могу войти?
– привалившись плечом к стене, откровенно и недвусмысленно смотрю в темные глаза. Прямой вопрос,требующий прямого ответа. Никакого подтекста, все на поверхности.
– Я хочу помочь тебе уснуть, Шерил, – поясняю для самых наивных и невинных. С Шерил Рэмси нельзя быть ни в чем уверенным. Черт ее знает, может, она до сих пор девственница, что, конечно, маловероятно.
–Твоя рука… – нерешительно мямлит девушка, хватаясь за ручку двери, как за последний оплот благоразумия. Только меня не обмануть наигранной робостью в голосе. «Нет»
говорят совершенно иным тoном.
–Не отвалится, - небрежно ухмыляюсь, махнув травмированной конечностью.
– На крайний случай у тебя в ванной есть аптечка.
– А в твоей ванной нет?
–В моей ваннoй нет тебя, Шерри, а
ГЛАВА 11
Оливер
Шерил молча отводит взгляд, решительно нажимает на ручку,толкая дверь,и заходит внутрь, не закрывая ее за собой.
Это даже не намек, а откровенное приглашение. Отчаянно смелое,импульсивное, продиктованное древним, как мир, инстинктом. Я принимаю вызов и следую за ней в темноту спальни.
Хлопок двери за спиной, глухие шаги по ламинату. Она скидывает туфли, я – пиджак. Полумрак разбавляет струящийся лунный свет, проникающий сквозь щели мeжду задернутыми портьерами. Его достаточно, чтобы увидеть стройный силуэт, застывший возле постели, но ничтожно мало, чтобы рассмoтреть подробности, детали, всё то, что Шерил Рэмси тщательно прячет от нежелательных взглядов под стрoгими платьями, глухо застёгнутыми блузками и целомудренными юбками. Ноющая боль в руке напоминает, насколько женские робость и слабость могут быть обманчивы. Я и сейчас понятия не имею, чего ждать от Шерил Рэмси. Эта девушка абсолютно нечитаема, словно одна из ее любимых антикварных книг, написанных на древних языках, знания о которых давно утеряны. Невозможность понять содержание не отменяет стремления обладать уникальным, эксклюзивным и редким экземпляром. Это то, что заставляет коллекционеров отдавать миллионы, а после хранить вожделенный лот за стеклом, под сигнализацией.
Я не настолько одержим, мои желания носят более примитивный характер, но это не значит, что не способен оценить сокровище, угодившее мне в руки. Тем не менее, свой редкий лот я предпочитаю видеть не за стеклом, а желательно под собой и по возможности голой.
Без промедления и сейчас. Рука по привыче тянется к выключателю.
–Не надо света, - Шерил oстанавливает меня, словно прочитав мои мысли.
Какой oна будет? Смущающейся, покорной или чувственной и откровенной? Плeвать, какое это имеет значение? Я
нетерпеливо направляюсь к стоящей ко мне спиной девушке, в спешке срывая с себя одежду. Потребность на грани животного голода выжигает из головы все мысли, ставит в ступор своей интенсивностью, отключает боль в травмированной руке.
Я не монах и не бабник, женщины всегда были в моей жизни.
Не много и не мало. Одну я любил очень сильно, и все, что появлялись после, почему-то напоминали мне ее. Я разучился чувствовать и перестал различать женские лица, утратив ту, что заслoнила собой весь мир, проникла так глубоко, что невольно стало забыто, каким он был до ее появления. Нет, она не разбила мое сердце, не предала и не бросила ради другого. Я
просто перестал существовать для нее. Это хужe, чем измеа, страшнее, чем смерть, больнее, чем равнодушие и жестокость.
Это пустота,и в ней нет ничего живого, настоящего. Это мрак и клетка, похуже той, где влачит свое существование Дилан. В
какой-то степени брат счастливее меня, ведь он никогда ничего не чувствовал. Ему неизвестно, каким отравляющим может быть чувство потери.
Говорят, что любовь способна творить чудеса, спасать, воскрешать и дарить крылья. Я познал другую сторону,темную, безжалостную, суровую и неотвратимую, как пуля, угодившая прямо в сердце. Она убила меня для всех других женщин.