Выживут сильнейшие
Шрифт:
— Ты бросишь своего ребёнка? — Из глаз Лилианы покатились большие, будто хрустальные слезы. Такие слёзы надо собирать как величайшую драгоценность. И Алесса подумала, насколько это несносная Дес Фл’эр прекрасна. Так бы и закопала заживо на пустыре вблподальне от Мортена.
— Раздевайся, — хмыкнул Фабрицио.
— Чего?
— Алессе не в чем идти в Сад Бестий. Сейчас переоденем её, быстро сбегаем к Богине и вернёмся. А ты нас тут подождёшь. Бартоломео тебя чаем напоит, — кратно обрисовал ситуацию Де Лот.
Алесса хотела было возмутиться и заявить, что никуда
Она достала стул и показала на него гостье:
— Присаживайся. Беременным надо себя беречь.
58. Валериана
Валериана металась по спальне. В соседней комнате хрипел отец. Он явно умирал. Она позвонила брату. Но тот, как назло, не брал трубку. Подняться к нему на второй этаж она не могла. А когда Риц и Алесса быстро вышли из дома, не стала их останавливать.
Брат доверил ей отца, а она не смогла уберечь его.
Она захотела большего, польстившись на сладкие речи одного очень изворотливого человека. Ухватилась за нелепый шанс стать главной, за возможность хоть в чем-то быть лучше брата.
Она хотела смерти Гильермо. И он заслуживал её.
Аппараты запищали громче. Зря Риц перевез отца домой. Здесь ему становилось хуже. Тело на кровати выгнулось и закричало. Валериана подкатилась к отцу, взяла его за холодную потную руку.
Подбежавший врач вколол Гильермо Де Лоту несколько шприцев с лекарствами. Но ничего не помогало. Приборы пищали сильнее, Дон бился в конвульсиях и размахивал руками. Вал пыталась его удержать и не могла.
— Надо вернуться в больницу, — озадаченно проговорил доктор, не понимая, по какой причине только что нормализовавшееся состояние пациента катится под откос.
Слуги метнулись собирать вещи и звонить в больницу. Среди нарастающей паники Валериана замерла, вцепившись в свою коляску. Слезы жгли веки.
Через несколько минут всё было кончено.
Гильермо Де Лот обмяк на кровати. Закончилась эра ледяного цветка в Мортене. Начался новый век.
Валериана с трудом стянула перстень дона с пухлых пальцев отца, сжала в кулаке и отъехала к окну.
Долго ли она смотрела в одну точку? Туда, чуть повыше крон деревьев, туда, где виднелся костел Ви Сентов, в котором убили Дэ Энцо. Острый шпиль собора прокалывал темнеющее небо, и вокруг него спиралью вились бледные облака.
Невероятное чувство свободы растекалось в груди женщины. Она наконец-то свободна от демона терзавщего её тело. Много ночей подряд ей снился один и тот же ужасный сон.
Холодные цветы отца умели стирать память и лишали возможности двигаться. Валериана убеждала себя раз за разом, что это всё лишь кошмары. Но как и все её сны, это предсказание тоже сбылось. Страх быть униженной еще раз, опять быть бессильной перед отцом и его желаниями отступил на задний план, открывая новые возможности, перспективы. Будущее будет лучше, чем можно было бы пожелать. И всё благодаря ей.
Голос над головой заставил вздрогнуть. Руки, обнявшие плечи, обожгли жаром:
— Я помогу. Всё организую. Ты сделала всё верно.
— Но Риц… — выдохнула Валериана. Её коляска скрипнула, когда развернулась к гостю. За окном сгущались сумерки.
— Хочешь уступить место брату? Тому, из-за которого погиб твой отец? — Полицейский тоже был взволнован, но это было торжество и предвкушение, его руки слегка дрожали, были липкими и влажными.
— Нет.
Женщина проследила за тем, как Ронан Ли Кастильо надевает на её палец печать рода Де Лот.
В другой руке она сжимала тельце маленького муравья.
Валериана была одной из самых умных женщин в Мортене и знала, чей это фамильяр.
Но она держала эту тайну при себе, чтобы стать сильнее и могущественнее.
Фабрицио
Сад Бестий встретил их влагой и тенью бесконечного страха. Ворота скрипнули в темноте летней ночи. Их охраняли, но не от тех, кто заходит, а от тех, кто мог бы вырваться из сада.
Фабрицио держал Алессандру за руку и вёл за собой по тёмным протоптанным зверями тропам. Человеческих следов среди безмолвных зарослей не было. Два раза им заступали дорогу бестии. Исполинский лев, исполненный очей, расстилающий перепончатые крылья за своей спиной, злобно оскалил пасть, полную заточенных лезвий, но злобно стегнул по стволу металлическим хвостом и ушёл. Золотая нимфа, кожа которой расплавленное золото, а глаза — небесные рубины, изогнулась в смертельном танце, её руки, подобно волнам тихих вод, перетекли от одного путника к другому. Но и нимфа не открыла губ, не исполнила свою песнь, заставляющую живых забыть своё имя и род.
Богиня ждала их. Она знала, что они придут. Она знала, что даст им ответ. Она знала, что возьмёт в оплату.
В этом мире лишь одного не ведала создательница фамильяров: когда же её настигнет собственная смерть.
Одиночество сделало её злобной и глумливой:
— Надо же, ко мне нечасто приходят не за семенем. Что надо? И чем вы заплатите за информацию? — Статуя Богини развернулась, чтобы лучше рассмотреть гостей, камень кожи пошёл трещинам. Её медленные движения завораживали. Исполинские пальцы указали на Фабрицио. Богиня возвышалась над гостями, так что им приходилось задирать головы, как и положено просящим.
— У нас есть один вопрос, взамен мы дадим тебе то, что потребуешь, — крикнул Фабрицио, пряча за себя Алессу. Та недовольно зашипела.
— Как обычно, крови, — губы Богини изогнулись в усмешке, тут же отзеркаленной в обратную сторону, и вот уже лик Богини не весел, а печален, а в трещине почудился ярко-алый цвет пламени.
Риц закатал рукав, разрезал себе запонкой запястье и протянул статуе.
Богиня дернулась, опадая мелкими острыми осколками камня, начала стремительно уменьшаться, и через секунду в руку Рица впилась обычная с виду женщина немного выше его самого ростом, с длинными чёрными волосами и острыми когтями. Одежды на ней не было. Алесса проверила свои ногти, они были примерно в десять раз меньше, чем у ожившей статуи. Изгиб спины Богини был изумительно нежен, красив и безупречно бел.