Взгляни на дом свой, путник!
Шрифт:
Шли годы, шли столетия. На земле войны сменялись миром, эпохи сменялись эпохами. И лишь вражда людская оставалась той же самой. Давно покинул бренный мир халиф Аль-Мансур. В роскошных гаремах, что когда-то построил халиф, его наследники ловили кайф, не помня даже имени Аль-Мансура…
Однажды далекий потомок халифа приказал стражникам очистить тюрьму от старых арестантов, так как не хватало мест для новых, убрать для начала из каждой камеры половину обитателей. А так как в самой древней, забытой всеми темнице сидели только двое, то стражник вывел на свет того арестанта, кто сидел ближе к двери. Им оказался рабби Ханан бен Давид.
Улицы Багдада оглушили рабби, а вид его – в древних одеждах, с седыми патлами волос – вызывал изумление горожан. Дети
Тем временем Абу Ханифа, сидя в сыром застенке столетиями, сам почти превратился в камень. Давным-давно он забыл рабби, образ рабби исчез во времени. Абу Хани-фа творил в воображении Великого Аллаха и ждал, когда Аллах заговорит с ним.
И однажды Абу Ханифа замечает, что из отверстия в потолке спускается чья-то сгорбленная фигура. Собрав силы, Абу Ханифа поднялся на защиту обители от вторжения. Он схватил за горло Ханана бен Давида, ибо это был непоседа-рабби, что вернулся в благословенную страну, где наслаждался беседой с самим Яхве, самим Иеговой, где он видел Его необъятный лик.
Драка между теологами идет не на жизнь, а на смерть. Каждый защищал своего Бога, свою свободу. Наконец, измученные и обессиленные, они отпрянули друг от друга, и тогда произошло чудо: Ханан бен Давид почувствовал близость Яхве. Он пытался разглядеть своего противника. А тот приближался к рабби, чувствуя присутствие Аллаха. В чертах, стертых столетиями разлуки, старые отпетые спорщики признали не Аллаха и не Яхве, а друг друга. Впервые за долгие годы они произнесли не суру из Корана, не изречение Талмуда, а простое слово «Ты?!». Рабби гладил белые волосы своего друга, а тот встал навстречу еврею…
Не деля, что в этой легенде правда, а что вымысел, я воспринял ее в целом, как одну всепоглощающую Истину…
Земля, что раскинулась передо мной, земля, что простиралась за моей спиной, – это одна общая земля, с изумлением взирающая на человеческую глупость. Надолго ли хватит ее терпения, не разверзнется ли она в гневе, чтобы поглотить свое неразумное творение?! Земля уже вздыбилась горной грядой Голана, приготовилась, лопается ее терпение. С бронетранспортера я как-то лучше видел обожженное солнцем тело горной гряды с самой своей заметной двугорбой вершиной.
– Это Хермон? – догадливо проговорил я.
– Хермон, – подтвердил солдат – Слева вершина Хермона сирийского, справа вершина Хермона израильского.
В это время года с вершин Хермона сошел снег. Представляю, как прекрасен Хермон зимой под синим небом, без разницы покрывавшим израильскую и сирийскую часть горы.
От Хермона на юг, на полпути от Галилеи до Самарии, глядит в это синее небо голубой глаз Израиля – старина Кинерет, как называют Тивериадское озеро, в которое впадает и из которого вытекает святой Иордан, неширокая, местами шумливая, местами тихая речушка. А еще раньше озеро называлось Генисаретским. На западном берегу этого красивейшего уголка земли в первые годы после Рождества Христова царь Ирод основал городок Тверию, названный так в честь римского императора. Место это считалось «нечистым» – бывшее кладбище, и евреям поселяться там было заказано. Но упрямый царь согнал со всего царства людей, которым решительно плевать на предрассудки иудеев, – иноземцев, нищих, авантюристов. Они расчистили кладбище – уж больно хорошо смотрелся этот уголок на берегу
Кинерет – единственное хранилище пресной воды всего гигантского региона. Он затрагивает жизненные интересы не только Израиля, но и многих арабских государств.
Особо долго в Тверии я не задерживался: не платить же за ночлег по дорогому туристскому курсу. Да и нет резона – в нескольких километрах отсюда, в кибуце Афиким, меня ждал приятель, он и приютит. Но отметиться все же надо – и я скользнул в прозрачные воды Кинерета. Отсюда берег кажется иным, как бы всеохватным. Бесконечную полосу пляжей помечали шляпки солнечных грибочков, зонтов, затейливых аттракционов для детей… Пляжи переходят в пальмовые рощи, изящные, тонкие, словно гравюры японских художников. И эту красоту всерьез грозит отравить правитель Ирака, с тем чтобы лишить Израиль питьевой воды. Которую, кстати, пьют и народы, близкие к правителю по вере в Аллаха…
Вдали, где голубая вода озера густеет, переходя в синий цвет, где облака рисуют причудливые храмы, в которых достоин жить Господь со своими пророками, где-то там, у излучины озера, раскинул свои угодья кибуц Афиким… Но, чур, я еще ничего не знаю об угодьях, опережая свое любопытство…
Когда отшумел и скрылся за поворотом автобус, я пересек шоссе и направился к калитке в заборе согласно наставлению приятеля.
Алия – массовый исход евреев из России – убежден, нанесла чувствительный удар не столько по генофонду страны – велика Россия, богата людьми, подумаешь, отторгнет какое-то количество населения, даже очень хорошо: сколько дармовых квартир освободится, рабочих мест, – алия нанесла удар по интеллектуально-профессиональному потенциалу. И как бы ни пыжились антисемиты, факт этот мало выгоден не только населению, но и самим этим антисемитам, я убежден в этом. Есть люди, которых заменить нельзя или, во всяком случае, очень и очень сложно.
Таким человеком был мой приятель, врач, уникальный специалист по гастроскопии. Тот, кому доводилось пропускать в собственный желудок гастроскоп, это понимает. И не только пропускать, а с волнением ждать заключения: сколько тебе еще отмерено мутить воду на этом свете. Он был волшебник, мой приятель – Юрий Федорович С.
Он брал на себя ответственность ставить утешительный диагноз людям, которых торопили к операции все светила онкологии, грозя, что промедление на сутки непоправимо. И лишь высокий профессионализм вкупе с редчайшей интуицией и мужеством позволял Юрию Федоровичу усомниться в верности черного диагноза сонма светил. И он выигрывал!
Вот каких специалистов теряла матушка Россия в своей чопорной и смешной самонадеянности. Вот о чем подумали бы доморощенные антисемиты, изнуряемые необъяснимой самим себе злобой. Или они полагают, что жизнь их вне взора Господнего, что не грозит им черный день? Ни им, ни их близким?!
Врача Юрия С. в многолюдном кибуце знали все. И квартиру его в трехэтажном доме указали мне сразу.
Итак – кибуц! Волшебная, загадочная страна в стране. О кибуце я много слышал еще дома, где семьдесят с лишним лет боролись за коммунизм и опустили обессиленные в борьбе руки. От усталости. Или от истощения…