Взлет и падение короля-дракона
Шрифт:
Я спросил его, что случилось, что он видит во сне?
— Огонь, — сказал он. — Огонь, который ярче солнца. Тролли верещат, когда когда горит их тело. И языки пламени вырываются из глаз.
Слова моего кузена напугали меня. Я увидел то, что видел он, как если бы это было мое собственное воспоминание… а теперь и эта картина стала моим собственным воспоминанием. Когда Сжигатель-Троллей убивает, он убивает огнем, который выходит из него. Это заклинание Раджаата: все его Доблестные Воины могли убивать своей мыслью. К тому же каждый из них мог убивать своим собственным путем, и этот
— Не делай со мной так. Не посылай меня против троллей! Я не хочу видеть горящие глаза!
Отец взял меня на руки и держал, пока я не пришел в себя. Он сказал, что никогда нет недостатка в людях, желающих присоединиться к армии Сжигателя-Троллей. Если я не хочу сражаться, я могу оставаться в Дэше всю мою жизнь, как это сделал он, мой отец. Когда я прильнул к нему, веря его словам всем моим сердцем и отбросив ужасные страхи, к нам присоединилась Дорин. Не говоря ни слова она взяла мою руку в свои и поднесла в своей щеке.
Она поцеловала мои трепещущие пальцы.
Мне кажется, что Дорин была на несколько лет старше меня; но никто не знал этого совершенно точно. Она родилась далеко на восток от Кригилл, там, где война между Сжигателем-Троллей и троллями была повседневной реальностью. Может быть она родилась в какой-нибудь деревне. Но скорее всего она родилась в одном из фургонов, которые шли за армией, куда бы та не шла. Потом она сумела убежать. Мирон из Йорама, чьи идеи о заслонах и полевых ограждениях не пошли дальше кучки солдат, державших в руках мешки с протухшим броем, оставил свой фланг без присмотра. Тролли пробрались незамеченными и как следует пощипали ему перышки, а Дорин осталась сиротой.
Управляющие отослали ее из зоны боев; они сделали это на свой собственный лад — загрузили опустевшие фургоны сиротами и ранеными, и отправили их туда, где троллей не видели многие поколения. Позже, когда армия стала моя, я вспомнил, что сделали управляющие и наградил их. Но в тот день, когда мне исполнилось десять лет и я выглядывал из рук своего отца, я в первый раз увидел по-настоящему красоту Дорин и кошмарное видение живых факелов исчезло из моего внутреннего взора.
— Я останусь с тобой, Ману.
Безусловно Дорин говорила со мной и раньше, но я никогда не слушал ее голос по-настоящему, и, хотя я был тогда еще очень молод, понял, что нашел недостающий кусок своего сердца.
— Я возьму Дорин с жены, — сказал я отцу, страхи и слезы были забыты. — Я построю для нее дом под холодными деревьями и она принесет мне детей. Ты должен сказать об этом Дедушке. Иначе он захочет отдать ее кому-нибудь другому.
Мой отец засмеялся. Он был высокий, толстый человек, а грудь у него была как бочка. Его смех можно было слышать от одного конца Дэша до другого. Дорин смутилась и покраснела. Она убежала, с руками прижатым к ушам, но не была недовольна…
И Отец поговорил с Дедушкой.
У меня оставалось еще шесть лет до того, как мне было разрешено полюбить Дорин, а ей меня. Шесть лет, чтобы построить дом в тени деревьев. Шесть лет, чтобы разучить мой свадебный танец.
Так уж устроена память у детей, но я забыл рассказы моего двоюродного брата о троллях и об огненных глазах. Думаю, что я забыл и слезы, которые привлекли ко мне внимание Дорин. Тем не менее что-то из видений моего полусумашедшего кузена задержалось в самых глубоких слоях мое памяти. Я никогда не ездил с фургонами, везущими химали на равнины, тролли скорее очаровали меня и я провел много дней, исследуя развалины их домов на склонах Кригилл.
Буквы нашей собственной человеческой письменности не имели для меня тогда никакого смысла, зато я расшифровал надписи, найденные на могильных памятниках и статуях троллей. Я выучил их имена и имена их богов, которые они высекали на камне, который сами и добывали. Я видел, как они запаниковали, когда армия Сжигателя-Троллей появилась в долинах под ними, как они бросили свои дома, оставляя все за собой.
Каменные тарелки стояли на каменных столах, ожидая суп, который в них так и не налили.
Их скамьи были сделаны из камня, их кровати тоже; я был восхищен, когда думал об их силе и твердости тела. Со временем я научился узнавать разорванные в клочья остатки их полотенец, скатертей и матрацов в покрытых пылью углах их разрушенных комнат, но это не поколебало моего восхищения и уважения к ним.
Кувалды с головками из самого твердого камня лежали там, где их бросили, рядом с наполовину вырубленными глыбами камня. Их рукоятки из костей эрдланда сопротивлялись ветрам и дождям на протяжении двух королевских веков. Я легко мог себе представить, что бы случилось с человеческим черепом после удара такой штукой. Но кувалда не оружие; я не нашел в каменных руинах ни одного оружия смертельнее короткого ножа с каменным лезвием.
По правде говоря тролли были мирной безмятежной расой, пока Раджаат не создал своих Доблестных Воинов, а те не собрали свои армии. Мирон из Йорама научил троллей бояться, сражаться и, в конце концов, заставил их возненавидеть любую мысль о людях. Тем не менее чистая правда, что Дэш и тролли могли бы жить мирно и преуспевающи в Кригиллах, если бы не вмешался Раджаат. Люди не любят добывать камень, а тролли не умеют выращивать зерно. Но ко времени, когда я родился, между расами уже не осталось даже тени приязни. Было слишком поздно для мира, слишком поздно для любого исхода, кроме уничтожения, или тех или других. В этом сходились и Раджаат и Сжигатель-Троллей.
И было слишком поздно для Дорин.
Моя прекрасная невеста хорошо помнила свою жизнь до Дэша и не переносила любого упоминания о троллях. Для нее серокожие тролли были воплощением зла. Каждый день, на восходе солнца, она выходила за деревню и приносила жертву Сжигателю-Троллей, молясь за его победу. Ее ненависть была непоколебимой и легко объяснимой: она видела троллей своими глазами и видела резню, устроенную ими. Я же видел только свои развалины. Мои мысли о троллях были загадками, даже для меня.