Взлёт и падение. Книга первая. На высоте
Шрифт:
– Как же вы формируете экипажи, Агапкин? – удивился Агеев. – В коллективе нет ни парторга, ни комсорга.
– Экипажи формирую не я, а командиры эскадрилий. А утверждает их командир отряда с учётом психологической совместимости.
– Вы должны их формировать и с учётом партийно-политического фактора, – назидательно произнёс секретарь парткома. – Прошу учесть это на будущее.
– Зато мы все члены профсоюза, – снова улыбнулся Митрошкин. – И профорг у нас есть, вот он, – кивнул на второго пилота. – Он же и бухгалтер.
– Почему… бухгалтер? – Леднёв стащил с переносицы
– Бумаг много у него, ему на АХР летать некогда и про безопасность полётов размышлять. Он бумаги едва успевает оформлять.
Теперь на Митрошкина внимательно уставились все. Леднёв поискал глазами Заболотного.
– Поясните?
– На АХР действительно много документов, – ответил тот, – но мы их не можем отменить. Все они утверждены управлением и министерством.
– Ну что же, понятно. Но вот как быть с тем, что в экипаже нет ни коммунистов, ни комсомольцев? Может ли такой экипаж обеспечить безопасность полётов? Я вас спрашиваю, Заболотный?
– Это наша недоработка, – ответил тот. – Мы пересмотрим состав экипажа.
– Нет, мы не будем пересматривать этот экипаж, – вдруг встал Байкалов. – В этом составе он работает уже два года. А потом где я вам возьму коммунистов в каждый экипаж? – довольно резко произнёс он.
Повисла неловкая пауза. Все знали характер Байкалова. Если он, как говорят, закусил удила с ним лучше не спорить.
– Ладно, – произнёс, наконец, Леднёв. – Раз вы, Байкалов, уверены в этом экипаже, давайте оставим. В конце концов, вы лучше знаете своих людей. Кто за такое решение?
Члены парткома проголосовали единогласно. Настала очередь экипажа Клёнова.
– Взыскания раньше имели? – спросили его.
– Имел, но они уже сняты. За опоздание на работу – автобус тогда подвёл, а другое за повреждение самолёта… быком.
– За… что? – теперь Леднёв нацепил очки на кончик носа и недоверчиво уставился на Клёнова. – Какой ещё бык?
– Колхозный.
– Помню эту историю, – сказал начальник инспекции Кухарев. – Им колхозный бугай, забредший на аэродром, руль поворота тогда повредил. А они не доложили на базу, как положено.
– Копеечное дело, – подал голос командир эскадрильи Бек. – Они тогда всё сами и исправили. Вот он, – кивнул на Зародова, – это и ремонтировал.
– Дело не в сумме ущерба, а в нарушении дисциплины, – посуровел Агеев. – Положено было на базу доложить – значит надо докладывать. Это же безопасность полётов.
– Какая там безопасность! Бык рогом дырку в полотняной обшивке сделал. Заклеили – и все дела, – не сдавался Бек.
– Не будем спорить, – отмахнулся Леднёв. – Но, всё-таки, почему два нарушителя в одном экипаже, Байкалов?
– Этот инцидент произошёл три года назад, – резко ответил командир. – Срок взыскания давно вышел. У каждого из нас когда-то были проступки. Где же я ангелов возьму?
– Понятно, – почесался секретарь парткома. – Скажите, Клёнов, каковы ваши действия в случае летного происшествия?
– Опечатать самолёт, сдать под охрану, доложить на базу и ждать комиссию.
– Техник тоже так думает?
– И техник так думает, – ответил Зародов.
– Рекомендую утвердить, – предложил Агеев.
А вот про Малышева даже не вспомнили, и это его отчасти даже оскорбило. Как будто он и не член экипажа. Хотя с другой стороны был рад, что не приставали с всякими дурацкими вопросами.
Через час утвердили последний экипаж. Каждый сыграл свою роль в этом никому не нужном спектакле. Воистину, весь мир – театр, а люди в нем – актёры. Каждый играет свою роль. И более или менее зрителями этого спектакля были члены парткома, простые работяги. Им было и в диковину и в удивление, что от их голосования зависела дальнейшая жизнь этих молодых, весёлых и жизнерадостных ребят, работу которых они абсолютно не представляли, но, тем не менее, понимали, что она требует от них недюжинного здоровья, знаний и любви к своей профессии.
– Подведём итоги, – встал из-за стола Леднёв. – Итак, все вы, товарищи, прошли утверждение партийным комитетом объединённого отряда. И мы теперь тоже несём за вас ответственность. Тяжела ваша работа, но вклад ваш в повышение безопасности огромен. Стране нужно больше хлеба. Такую задачу поставили перед нами партия и правительство. И мы её выполним. Желаю всем удачи. Все свободны.
Агапкин посмотрел на часы: ну и денёк, весь день заседали. Подошёл Байкалов и протянул списки экипажей.
– Завтра отнесёшь Леднёву на утверждение. Нет, лучше послезавтра. Он забудет к тому времени все фамилии. Если конечно ещё вообще читать будет.
Штурман молча кивнул. Уже более 10 экипажей работали на АХР без всякого утверждения парткомом. Весна оказалась ранней, заказчики настойчиво требовали самолёты, и было не до заседаний. Да и план требовал бы тот же партком. В авиаотряде, где за сутки взлетали и садились больше двух сотен всяких летательных аппаратов своих и транзитных трудно разобраться, кто, куда и зачем полетел. Да никто и не разбирался. Раз летит – значит надо. Этим и воспользовались. После завтра Леднёв, не догадываясь, утвердит и тех, улетевших. В отряде более 200 человек, вспомни-ка, кто был на парткоме, кто не был. Да и не будет никто вспоминать. А в плане работ – это главное – каждый сделает свою отметку: мероприятие проведено. Пожалуйста, проверяйте, всё запланированное выполнено.
Лётчики выходили из зала оживлённые. Обменивались мнениями и впечатлениями. Это же надо, столько начальства ради них собиралось. Но наконец-то всё кончено.
– В прошлом году, – говорил Митрошкин, – Агеев пристал, как банный лист к известному месту, к моему технику. Мне тогда на некоторое время другого закрепляли, тот был членом партии. Не специально, просто старый техник заболел. Как, спрашивает его Агеев, ты будешь проводить партийное собрание на оперативной точке? Тот ему: я же один коммунист в экипаже, с кем же мне собрание проводить? С самим собой? А ты, говорит замполит, открытое собрание делай. Это уже три человека. Техник спрашивает тогда Агеева: что, товарищ замполит, и протокол вести нужно? А как же, отвечает тот, без протокола? По прилёту на базу сдашь его секретарю своей парторганизации. Агапкину, значит. Ну, не дурдом ли?