Взлет
Шрифт:
И вообще начатая по моей инициативе разработка трехорудийных башен оказалась делом жутко муторным. Проблемы возникали на каждом шагу. Например, броня. Максимально возможная толщина брони, которую способны были изготовить на русских заводах в настоящее время, составляла всего двести пятьдесят миллиметров. Для лобовой брони башни я счел это недостаточным.
Последние разработки броневого листа мы вели еще по программам броненосцев, с которыми вступили в Русско-японскую войну, и более толстую броню с тех пор не разрабатывали — необходимости не было. В дредноутную гонку мы не вступили, и вообще боевых кораблей в последнее время строили крайне мало, да и те в основном малых классов. Сейчас верфи были по большей части заняты другими заказами — крупными «наливняками», ледоколами и транспортами усиленного ледового класса для Севморпути. Так что толстой брони для корабельных башен у нас пока не было. Она еще только разрабатывалась.
Между тем я вспомнил, как нам
23
На самом деле это не предел. Четырехорудийные башни главного калибра французских линкоров типа «Ришелье» были заметно больше, но главному герою узнать это неоткуда.
Так что приемлемой корабельной башенной установки мы пока не имели, хотя ее эскизные проработки уже начались. А вот установка береговой артиллерии у нас выходила вполне себе ничего. Особенно по цене.
Д-д-да-а-да-а-ах-х-х-х!
На этот раз фуражка у меня на голове не удержалась. Дык ведь всеми тремя стволами шарахнуло.
— А что, Николай Георгиевич, неплохие пушки получились, — обратился я к стоявшему рядом главному конструктору моего артиллерийского завода.
Он в отличие от меня своей шляпы не потерял. Ну да Старжевский здесь уже на третьей серии испытаний. Сначала отдельные стволы отстреливал, а теперь вот всю установку. Кстати, два из трех ее стволов были как раз теми, что отстреляли норму на полигоне. На них заменили лейнеры и установили орудия в башню…
Николай Георгиевич, наклонившись к моему уху, прокричал в ответ:
— Да, но для кораблей ее надобно дорабатывать и дорабатывать! Броня нужна нормальная, а не этот бутерброд. И толщиной на лбу дюймов четырнадцать, а то и все шестнадцать. Опять же приводные механизмы тяжеловаты, да и громоздки. Эта-то башня — просторная, но корабельную нужно меньше делать.
— А не толстовата броня будет? Даже англичане на свои дредноуты все еще двенадцатидюймовки ставят.
— Не толстовата! — мотнул головой Николай Георгиевич. — Это они сейчас ставят, пока мы свои четырнадцатидюймовки не начали массово выпускать. А как начнем — так и все сразу на них перейдут. И не факт, что на четырнадцатидюймовки — может, и на больший калибр. Вот против них и нужна такая броня.
Я кивнул, и в этот момент снова жахнуло. Мы со Старжевским переждали, пока пройдет звон в ушах, после чего я спросил:
— В миллион-то уложимся?
Это был принципиальный вопрос. Программа перевооружения береговых батарей предусматривала поставку пятидесяти таких башенных установок в течение шести лет. Что составляло двадцать пять двухбашенных батарей, в комплект которых, кроме башен, установленных на заглубленные железобетонные казематы с четырехметровым верхним перекрытием, входили еще дизель-электростанция, прожекторный и дальномерный посты. Связь внутри батареи и между батареей и командованием должна была осуществляться по телефонам и внутренним исполнительным сетям СУО. [24] Причем общая стоимость каждой батареи не должна была превышать трех миллионов рублей. [25] Но мы укладывались в эту сумму, только если стоимость башни со всей механизацией не превышала миллиона.
24
СУО — система управления огнем.
25
Первые
— Уложимся, — усмехнулся Старжевский, — с запасом. Вот насчет корабельной установки — точно не уложимся. Там броня куда дороже будет, да и конструкция посложней. Без перегрузочной камеры никак не обойдемся. Да и механизмы заряжания тоже куда дороже станут. Но и там посмотрим, где сэкономить…
Я усмехнулся. Это не к спеху — еще годик, а то и два мы никаких дредноутов закладывать не будем. Да и там посмотрим, стоит ли. Хотя скорее всего придется. В мае в Санкт-Петербург прибыла английская делегация, целью которой было склонить Россию к вступлению в уже ярко выраженный антигерманский союз. Конечно, и наш союз с французами носил явную антигерманскую направленность, но англичане собирались придать ей какой-то более глубокий и… как бы это сказать?.. более изощренный, многомерный характер.
Уж не знаю, что подкосило англичан — тяжелая Англо-бурская война, потери в торговле или что-то другое, но дела со строительством дредноутов у них пока не очень-то ладились. После почти однотипных с «Дредноутом» «Беллерофона» и «Сьюперба» англичане заложили следующую серию кораблей, и строительство их шло с большим скрипом. Между тем немцы достраивали четвертый корабль первой серии своих дредноутов типа «Нассау» и тоже уже заложили вторую серию линкоров, которая догнала английскую по главному калибру. [26] И Британия сильно беспокоилась насчет того, что немцы могут если не обогнать, то как минимум не отстать от нее по числу дредноутов, что было бы для англичан катастрофично. Ибо, несмотря на то что мы потихоньку становились едва ли не главными «наступателями на хвост» англичанам по уровню технического развития и масштабу экономики, первым конкурентом Британии оставалась Германия. Просто потому, что немцы с англичанами все чаще и чаще претендовали на одни и те же рынки.
26
Первая серия немецких дредноутов имела в качестве главного одиннадцатидюймовый калибр.
Вообще-то таких претендентов было много, но французы, к примеру, давно согласились на третье место в борьбе за колониальные рынки и были жестко настроены на противостояние с Германией, поэтому и не думали расплеваться с англичанами, предпочитая в конфликтных ситуациях отрабатывать назад, как случилось во время Фашодского кризиса. А все остальные уступали двум лидерам слишком сильно, и им было проще либо «лечь» под англичан и довольствоваться тем, что имеют, либо поддержать Германию в надежде урвать себе чего-нито в будущем.
Мы же не относились ни к первой, ни ко второй группе. У нас было достаточно территорий, схожих по функциям с английскими колониями, но расположенных вплотную к нашим границам и имевших с нашим государством транспортную связь, которая по качеству на порядок превосходила их связь с остальными странами. То есть на этих территориях с нами не мог конкурировать никто, потому что мы обладали возможностью доставлять туда товары и услуги по ценам в разы ниже, чем другие государства. Просто потому, что у этих территорий не было выходов к Мировому океану, зато к ним уже были проложены наши железные дороги. И продолжали прокладываться. Кроме КВЖД, мы почти дотянули ветку от Верхнеудинска до Урги, столицы Внешней Монголии, и собирались продолжить ее до Хух-Хото, главного города Внутренней Монголии. Еще одну железнодорожную линию прокладывали от Верного, как здесь называлась Алма-Ата, к Урумчи, столице Восточного Туркестана. И после ввода их в эксплуатацию мы получали в свое полное распоряжение такие земли, что никаких заморских колоний нам и даром не надо было.
Нет, в Катанге управляющие Николая развернулись неплохо, но более в Африке мы ни на что не претендовали. Между тем как немцы, наоборот, претендовали на многое, даже в английских колониях активно конкурируя с британским капиталом и промышленностью. Не говоря уж о том, что Вильгельм II громогласно заявлял, что Германию колониями сильно обделили и что столь мощное государство имеет право требовать пересмотра распределения колоний «более справедливо». Эти заявления англичан весьма нервировали, поскольку немцы превосходили их по мобилизационным возможностям в сухопутной армии почти в четыре раза, а по флоту активно догоняли. То есть Великобритания почувствовала, что на горизонте замаячила жопа. А поскольку за четыре года, прошедших с окончания Русско-японской войны, после которой началось наше с англичанами сближение, мы показали себя вполне адекватными партнерами, они после некоторого колебания определились наконец, кого из конкурентов следует мочить первым, и прибыли в Санкт-Петербург склонять Россию к заключению полноценного союзного договора…