Взлетная полоса
Шрифт:
— Был я, Владислав Андреевич, у Тихомирова, — оторвавшись наконец от доски, заговорил Кольцов. — Видел, чем он занимается. Ножницы, клей, чужие статьи — вот вся его лаборатория. И халтурит везде, где только может, печатается даже в отрывных календарях. А у меня в части настоящее дело. И опыт я там коплю такой, какого не купишь ни за какие гонорары. И возможности в армии огромные…
— Не знаю, не знаю! — упрямо возражал Верховский. — В ваших поступках нет последовательности. Вы учились — вас прельщала наука. Вас призвали в армию — вам понравилась служба. Вы не думайте, что я в чем-то против армии. Совсем наоборот. Очень
— Я выдвину предложение. И непременно! — поспешил заверить академика Кольцов. — У меня есть ваши формулы. Обоснования для них я найду. Но, коль вы говорили о моем чутье, «дельта» так же их подведет где-нибудь на полпути к цели.
— Почему вы так думаете?
— Природа задействованных в «Сове» лучей такова. Их возможности ограничены.
— Неубедительно, — скептически усмехнулся Верховский. — Я бы сказал, просто догматично! Природа природой. Но и мы, человеки, люди, ее лучшее творение, тоже не лыком шиты. В природе водород, все это знают, существует как газ. А мы создали его в виде металла. И получили такой сверхпроводник, какой природе и не снился. А композиты? Мать-природа хранит в своих кладовых либо глину, либо железо. А мы сварили из них под высочайшим давлением композитный металл: легкий, прочный и удивительно жаростойкий. А вы говорите — природа!
— И все же меня привлекает другое, — смутился под напором такой аргументации Кольцов.
— Что именно? — колко взглянул на него Кольцов.
— Мне куда более перспективным представляется принцип использования излучения самой цели.
— Вот как! — даже удивился Верховский.
— Это не блаж. И не стремление сделать все наоборот. Надо знать обстановку, в которой нам приходится действовать. И если ее знаешь, то рано или поздно придешь к выводу — у этого принципа больше плюсов! — убежденно проговорил Кольцов.
Теперь, похоже, настала очередь слушать Верховскому. И он слушал своего ученика не перебивая, пока тот рассказывал и объяснял, что имел в виду, когда говорил об обстановке. Он обрисовал академику, что такое учебное поле, как будет выглядеть современный бой и многое другое.
— Так, значит, вы работаете? И работаете здорово! — прервал наконец свое молчание Верховский. — Почему же вы сразу ничего мне об этом не сказали? И за что тогда я вас распекал?
— Все пойдет на пользу, — довольный такой реакцией академика, улыбнулся Кольцов. — Я не видел вас сто лет. А в письме об этом ведь не напишешь…
Верховский мельком взглянул на часы.
— Вот так, разговор только начинается, а мне уже надо на президиум. И все равно я рад, что главное для меня прояснилось. Молодец. Идите своим путем. Но все же, когда подготовите доклад для КБ, покажите его мне. Им надо помочь. Дело это наше, общее.
— С этим, если у меня все получится, я вас отрывать от дел не буду. Выйти за пределы вашей формулы мне ведь не удастся наверняка. А в пределах справлюсь и
— А это непременно. Обязательно! — даже не дал договорить ему Верховский. — Без этого я просто-напросто запрещаю вам уезжать из Москвы. Найдите меня и приходите. А не придете — рассержусь навек.
Верховский быстро пожал Кольцову руку и проворно скрылся за дверью. Кольцов направился было следом за ним. Но потом передумал и остался возле доски, возле формул.
Глава 18
Юля не обманывала Кольцова, когда говорила ему, что знакома с французским балетом, и не только с французским. Маргарита Андреевна еще в детстве привила дочери любовь к танцевальному искусству. И даже пыталась сделать из нее балерину. Но у Юли не хватало настойчивости, темперамента. В конце концов Маргарита Андреевна поняла, что Юле не суждено стать звездой, и оставила ее в покое. Но для самой Юли занятия в балетной школе не прошли даром. Девочка научилась понимать красоту танца. И на всю жизнь сохранила к нему любовь.
Муж Юли, Игорь, не возражал, когда узнал, что вечером Юля намерена пойти в театр. Но все же спросил:
— А почему мы не можем быть там вместе?
— Но ты же не позаботился о билетах, — заметила Юля.
— Можно подумать, что в этом все дело, — усмехнулся Руденко.
— В данном случае — да, — не стала распространяться Юля. — Дай мне ключи от машины.
Руденко достал ключи и молча передал их жене. Ровно в шесть Юля ушла с работы. Нельзя сказать, что настроение у нее было праздничным. Но, в общем, она была довольна тем, что вновь увидит интересный спектакль, и тем, что пригласил ее Кольцов.
Встретились на стоянке у театра, как и договорились. Появились там почти одновременно. Юля приехала даже чуть раньше. Но пока запирала машину и проверяла дверцы, подошел Кольцов. Юля сразу заметила, что он чем-то очень взволнован. Улыбнувшись, спросила:
— Билеты не забыли?
— Нет. У меня. — Кольцов проворно достал билеты и протянул их Юле.
— Предъявите билетеру. А вот раздеться, я думаю, лучше здесь. Терпеть не могу стоять в раздевалке, — призналась она.
— С удовольствием! — согласился Кольцов.
В фойе Юля сразу купила программку и стала ее читать, а Кольцов не без интереса разглядывал зарубежных модниц. Ему давно уже не приходилось видеть такой пестрой, нарядной публики.
— Прекрасно. Весь состав новый! — объявила Юля. — Мне так хотелось увидеть Клэр Мотт!
— Так она здесь? — не совсем понял ее Кольцов.
— Танцует Эсмеральду.
— Рад за вас.
— Вы должны в первую очередь радоваться сами. Такое, знаете, не каждый день удается увидеть, — заметила Юля.
Кольцов добродушно улыбнулся.
— Если учесть, что я был на балете всего два раза в жизни, то ваше сообщение меня просто ошеломило.
Юля рассмеялась:
— Неужели правда?
— Один раз на шефском концерте в университете. Второй — в День танкистов в гарнизонном Доме офицеров. Впечатлений — на всю жизнь.
— Не кощунствуйте!
— И не думаю. Хотя идти в третий раз, откровенно говоря, в ближайшем будущем не собирался.
— Тогда зачем вы достали эти билеты?
— Вас увидеть хотел, — чистосердечно признался Кольцов. — Надеялся, что вы не откажетесь…