Взлетная полоса
Шрифт:
— Знаю. Меня познакомили с технической документацией. Мне известна проделанная вами работа. И именно на основании ее я утверждаю, что путь, избранный КБ для устранения недостатков прибора, является ошибочным. И берусь это доказать.
— Ну, если так… — не зная, чему больше удивляться — то ли осведомленности, то ли такой настырности капитана, — развел руками Кулешов и, нахмурившись, опустил взгляд. — Доказывайте.
И опять в комнате стало тихо. Но теперь уже никто не улыбался, а все, наоборот, стали серьезными и уже со вниманием смотрели на Кольцова. А он, почувствовав, что снова завладел аудиторией, решил, что пора пускать в ход главный козырь, переходить к теории вопроса, и направился к доске. Но перед этим совсем мельком взглянул на Юлю. Она, так же как все остальные, сосредоточенно смотрела на него. Но виделась в ее взгляде и чуть заметная тревога. «Ничего, теперь уже не вышибут из седла, теперь не собьют», — мысленно успокоил ее Кольцов и взял в руки мел.
— Для того, чтобы заставить «Сову» видеть в тумане и в дыму, вам потребовалось увеличить мощность сигнала. Вот выбранный вами путь усовершенствования. Направление работы, а не ручки на панели управления имел я в виду. Если в первом образце мощность сигнала выражалась «ку» в квадрате, — записал на доске Кольцов, — то при последующих модернизациях она уже стала «ку» в квадрате плюс два, потом плюс четыре и, надо думать, будет плюс шесть и плюс восемь! — последовательно записал он.
— Не будет. Вы, простите, знакомы с преобразователем 2Х-Щ? — снова перебил Кольцова Руденко, подошел к другой доске и тоже взял мел.
— Да, — коротко ответил Кольцов.
— Вы знаете, что он может повысить мощность сразу в три и даже в четыре раза? И тогда формула будет выглядеть вот так, — сделал свою запись Руденко.
— Знаю, — взглянув на доску, коротко ответил Кольцов.
— Тогда в чем же дело?
— А в том, что если вы получите искомое «ку» даже в шестой степени, — то не выйдете из тупика, в который заходите все глубже и глубже.
— Мы намерены также ввести усилитель и в цепь преобразователя, — добавил к выходной формуле несколько цифр Руденко.
— Все равно простое механическое наращивание мощности не позволит решить проблему в целом, — возразил Кольцов, — Вы пробьете туман. Но при этом вы обречете прибор на действие лишь в идеальных условиях темноты.
— А это откуда вам известно?
— Я утверждаю это как физик. При этом я основываюсь не только а собственном понимании данной проблемы, но и на очень обстоятельной консультации академика Верховского, — четко проговорил Кольцов.
В споре наступила пауза. Ссылка на академика была для всех полной неожиданностью и заставила присутствующих задуматься. Кольцов почувствовал, что инициатива теперь уже надежно перешла к нему в руки, и, боясь упустить ее, заговорил еще энергичней.
— Я утверждаю, что при такой мощном выходом сигнале «Сова» сможет эффективно работать только в абсолютной темноте, — повторил Кольцов свой главный вывод. — А на какую темноту можно рассчитывать в современном бою, когда противник применяет и напалм, и осветительные ракеты, и трассирующие снаряды, и пули, когда даже на такой сравнительно небольшой площади, какую, к примеру, занимает ротный опорный пункт, всегда или почти всегда будет два-три очага пожара? Я знакомил вас с записями отчетных карточек. Вы должны были обратить внимание на то, что уже первый модернизированный образец с усиленным сигналом даже при слабом лунном освещении резко снижал эффект видимости. А когда мой танк двинулся на горящую цистерну, чтобы сбросить ее с полотна и освободить путь, «Сова» ослепла совершенно. И мне пришлось таранить пылающую цистерну с открытым люком, ибо только так мог я ориентироваться на местности и управлять машиной. Тогда-то, кстати сказать, и был поврежден контрольный измеритель… Но это все слова. И вы вольны им верить или не верить. А вот что показывают цифры… — И Кольцов быстро покрыл доску формулами. По ходу записи он что-то подчеркивал, что-то обводил кружками. В конце концов вывел итоговый результат, дважды подчеркнул его жирной чертой и положил мел. — Вот к чему неизменно вы придете, наращивая мощность сигнала, — безапелляционно заявил он. — А вот на что рекомендовал обратить внимание академик Верховский. В развитии «дельты», и не иначе, увидел он перспективу. Он вообще отверг вариант с усилителем 2Х-Щ. Одобрил усилители, уже задействованные в схеме. Но при этом рекомендовал установить их параллельно. И тогда, если даже учитывать фактор среды, то есть и свет, излучаемый ночью небесными телами, и искусственное освещение местности, итоговый результат не выйдет за пределы, допустимые нормой.
И опять наступила пауза. Руденко вернулся на свое место за столом. Сотрудники КБ, казалось, обдумывали формулы Кольцова. Многие переписывали их в свои тетради. Кольцов тоже молчал. Он сказал все, что намеревался сказать, написал все, что считал нужным. Теперь, по всем правилам, у присутствующих должны были возникнуть вопросы. Но они не возникли. Во всяком случае, их не задавали. И вообще было непонятно: согласились ли с его мнением сотрудники КБ или остались при своем? Не ясно было и то, доволен его разбором Ачкасов, или он ожидал от Кольцова чего-то другого? Он тоже молчал, лишь время от времени поглядывая на сидящих за столом.
«А стоять тут у доски, однако, глупо», — подумал Кольцов и вернулся на свое место. И как только он сел, комната наполнилась шумом. Собравшиеся заговорили все сразу. Но то, что услышал Кольцов, немало его удивило.
— Интересно получается, весьма, — громче всех прозвучал голос Зарубы, — от нас до Верховского полчаса езды, и мы не удосужились у него побывать. А капитан приехал за тысячу километров и быстрее нас обернулся.
— А кому это было надо, чтобы мы к нему ездили? — встал со своего места майор-инженер с двумя ромбиками на кителе. — У нас вопрос с самого начала был решен просто: делать так! И не иначе! А почему именно «так»? В угоду чьему авторитету? Я писал в докладных записках: то, что мы делаем, — это всего лишь сегодняшний день. А надо думать о завтрашнем и послезавтрашнем! Так что мне на это ответили? Занимайся своим делом. Ну вот и дозанимались!
— А кому вы писали? — спросил Ачкасов.
— Руководителю работ подполковнику-инженеру Руденко. Писал и начальнику лаборатории, — ответил майор-инженер.
— Когда писали?
— На последней стадии разработки проекта.
— Научно-технический совет разбирал ваши докладные?
— Нет.
— Почему?
Из-за стола в который уже раз поднялся Руденко.
— Разрешите, товарищ генерал? — обратился он к Ачкасову. — Я не видел необходимости передавать записки майора-инженера Окунева НТС…
— Садитесь, Игорь Николаевич, — прервал его вдруг Кулешов. — Я сам объясню Владимиру Георгиевичу суть дела. — Да, были такие докладные. Я о них знал. Кстати, их было не две, а больше, и писал не только Окунев. Но дело в том, что поступать они начали тогда, когда аванпроект был уже одобрен, и с вашего ведома, — поклонился в сторону Ачкасова Кулешов. — К тому же нас поджимали сроки, установленные министерством.
— И тем не менее, уважаемый Александр Петрович, наиболее перспективные из них надо было рассмотреть. Я со своей стороны неоднократно напоминал вам об этом, — с места бросил реплику Бочкарев.
— А я их рассматривал, уважаемый Юрий Михайлович, — обернулся теперь уже в сторону Бочкарева Кулешов. — Рассматривал и отклонял. И утверждаю, что ни одного до конца обоснованного предложения в докладных не было.
Кольцов, поначалу несколько ошарашенный этой так неожиданно возникшей перепалкой, теперь уже с интересом слушал то, о чем говорили сотрудники КБ. Слушал и понимал: разговор этот имеет самое непосредственное отношение не только к сделанному им разбору, но и к проблеме Совы в целом. И было пока не ясно лишь одно: воспользуется КБ его конкретным предложением или нет? Это, по мнению Кольцова, во многом должно было зависеть от Ачкасова. А он, оставаясь внешне совершенно спокойным, пока явно с повышенным вниманием прислушивался к каждой реплике, к каждому данному на нее ответу. И даже сделал несколько пометок в своей записной книжке.