Взлетная полоса
Шрифт:
— Завтра так завтра, — дружески хлопнул его по плечу Олег. — Утро вечера мудренее. А мы с Остапом снимем кассеты.
Сергей пошел к дому напрямик — по полю аэродрома. Трава, обильно смоченная недавними дождями, мягко мялась под ногами. Сладковато пахло клевером и еще чем-то густым и медовым. Впереди сквозь листву деревьев ярко поблескивали огни уличных фонарей. Света же в окнах домов не было видно. Но зато за деревьями, по всему горизонту, уже расползлась мутная, белесая и лиловая, полоса рассвета. Было тихо и душновато. Только тонко и заунывно звенели комары. Сергею почему-то вспомнилось то время, когда вдвоем с Владимиром, еще будучи мальчишками, они выходили в этот сумеречный, предрассветный час из дому на рыбалку. К озеру шли напрямик, лугом, пробирались через камыши к песчаной косе, острым клином вдававшейся в голубой плес. Несли с собой удочки, червей, кузнечиков и для приманки загодя распаренный ячмень. Шли торопливо, не разговаривая, время от времени поглядывая на светлеющий край неба, боясь опоздать на зорьку. Было это вроде совсем недавно. И в то же время давным-давно. И еще Сергей подумал о том, что, пожалуй, Володька прав, решив отпуск провести дома у стариков. И что, наверно, и ему было бы хорошо после окончания работы тоже заглянуть к ним. Но уже скоро не приученный к праздным размышлениям ум его перестроился на привычную и обычную для него рабочую тему, и он уже снова стал думать о том, что, кто бы из его коллег и что бы ни предполагал, а если верить фактам, он к истине ближе всех.
И именно он, а не кто-нибудь другой первым найдет причину их неудачи, и не только найдет, но и устранит ее. Хотя, очевидно, для этого придется создавать что-то совершенно новое, потому что все, что есть, и даже самое совершенное, не обеспечивает того, что требуется. В этом они уже убедились. И нужно будет конструировать что-то принципиально новое:.
На полпути его догнал Владимир.
— Устал? — участливо спросил он Сергея.
— Трудно двигаемся вперед, — ответил Сергей. — Каждый шаг приходится делать на ощупь, а это ужасно изматывает, — признался Сергей. — Но слетали мы с тобой очень хорошо. Даже здорово. И еще полетим не раз.
— Полетим, если надо.
— И придумал ты тоже все толково.
— Рады стараться!
— Я серьезно.
— Я тоже. И еще, стало быть, придумаем.
Сергей почувствовал в голосе брата усмешку и нахмурился. Он не находил в этом разговоре ничего шуточного.
— Да-да, конечно! — согласился он и тоже не без иронии добавил: — Если ты снова не пропадешь, как накануне.
Владимир совершенно неожиданно обнял его и, заглянув ему в глаза, добродушно улыбнулся.
— И в этом ты можешь больше не сомневаться. Зачем мне пропадать? Я уже выздоровел.
— От чего?
— В данном конкретном случае, брат, от любви.
— Что ж она, по-твоему, болезнь?
— Предполагаю, что хуже. Болеть я, как ты знаешь, еще сроду ничем не болел. А тут вдруг и колени задрожали, и в голосе хрипота появилась, и душа наружу запросилась, будто я без перегрузочного костюма из пике вышел.
— Как же ты выздоровел?
— А так! Прошла она, эта любовь. Унесло ее, как лед в половодье. Сдуло словно снег с косогора:
— Не будь пошляком.
— Ни с какого боку, брат! Только страдать, канючить и чахнуть я тоже не намерен.
Сергей меньше всего был сейчас настроен продолжать тот разговор, который они начали на взлете. Он действительно устал. Да и мысли его давно уже работали совершенно в ином направлении. Но разговор вдруг принял совсем неожиданный поворот. Угадывалось что-то новое, вовсе для Сергея во Владимире незнакомое. И Сергей, не желал да и побоявшись это новое упустить, пересилив себя, продолжал:
— По-моему, ты что-то не то говоришь. Да, пожалуй, и не о том.
— Почему?
— Я считал, что ты серьезно увлечен Ириной. Кстати, она этого вполне достойна. Человек она очень незаурядный. И встретишь ли ты такую вторую — еще неизвестно.
— Наверняка не встречу, — согласился Владимир.
Он сказал это твердо, будто знал точно, что ждет его впереди. Но в голосе его Сергей услышал нотки сожаления. И он ухватился за них.
— А если все это правда, то к чему же такие крайности? Сегодня — влюблен. Завтра — знать не желаю! Ты уже не мальчик и давно должен научиться управлять своими поступками. Да и взвешивать их надо критически. Думал ли ты: а все ли уже сделано, чтобы считать себя побежденным?
— Не думал.
— Почему?
— Не хочу.
— Глупо.
— Ты все на извилины меришь, брат, — усмехнулся Владимир. — А ведь есть еще и характер. Так вот он не велит хотеть. А велит другое: с глаз долой — из сердца вон. И если даже придется встретиться — ничего уже не повернется. Я по отношению к Ирине вел себя как полагается: не хамил, не темнил, не хитрил. Долго терпел, рта не раскрывал. Честно сказать, не вовремя сунуться со своими признаниями боялся. А когда все же сказал «да» и получил в ответ «нет», понял: мне тут не светит и, стало быть, надо делать разворот и идти на посадку.
— Мудро, нечего сказать, — покачал головой Сергей.
— Как хочешь суди, — не обижаясь, продолжал Владимир. — Но в этом деле ты мне не пример.
— Это почему же? — даже остановился от неожиданности Сергей. Он привычным жестом пошарил по карманам, стараясь нащупать сигареты. Но их почему-то не оказалось. Владимир заметил это и достал свои. Они закурили, и Сергей снова спросил: — Что же, по-твоему, я делаю не так?
— Многое, брат.
— Что именно?
— Наверно, я не все знаю. Ты для меня уже давно вещь в себе, — подумав, продолжал Владимир. — Ну хотя бы не по душе мне та неопределенность, в которой ты живешь. Я же вижу, как она тебя давит. Выжимает сильнее всякой работы. Разве это неправда?
Сергей ничего не ответил.
— Точно, брат. И ты терпишь. Мучаешься, а терпишь. А я больше терпеть не желаю. Не желаю блуждать в потемках, ждать случая, травить душу и тратить время. Меня зло берет, что я и эти-то два года просидел как на привязи. Но больше — точка, брат. Характер не позволяет… — И Владимир, решительно переступив порог, шагнул в раскрытую дверь парадного.
Сергею захотелось его остановить, но что-то не позволило сделать это. Он только посмотрел Владимиру вслед и почувствовал, как в душе у него все содрогнулось. Сергей бросил под ногу окурок, раздавил его и вошел в парадное за братом.
Глава 14
Познакомив Ачкасова с результатами первого испытания «Фотона», Кулешов больше ему не звонил и с докладами в его кабинете тоже не появлялся. И вовсе не потому, что ему нечего было показать или не о чем доложить. Но Александру Петровичу хотелось, да и надо было, во многом еще самому хорошенько разобраться и сделать хотя бы для себя какие-то определенные выводы. И в этом была его тактика: он предпочитал, чтобы звонили ему и вызывали его. Тем более в данном случае, а ему это было известно, Ачкасов, отобрав часть наиболее удачных снимков, уже на следующий день показал их Алексею Кузьмичу. Маршал авиации остался доволен ходом работы и попросил Ачкасова с этого дня регулярно докладывать ему обо всем, что будет делаться по линии «Фотона», и вообще, желательно, все интересное о результатах испытаний. Однако время шло, а Ачкасов не звонил. А Александр Петрович не терял времени даром. С Бочкаревым он разговаривал каждый день по нескольку раз, требуя подробных отчетов. Он создал для обработки снимков специальную группу, в которую включил и Юлю, и занялся скрупулезным анализом представленных ею данных. Информация, поступавшая от Бочкарева, обнадеживала. Впрочем, Александр Петрович уже по первым снимкам понял, что работа удалась. И надо было лишь довести ее до конца.