Взорвать Манхэттен
Шрифт:
Во мне словно срабатывает какое-то реле. Это похоже на разработку. Неужели Пратт решил использовать ее против меня? Уличил в измене и перевербовал? Не удивлюсь, с него станется. И с нее тоже. Ее безнравственность, по-моему, не имеет предела.
– Заведи второго ребенка, - невпопад отзываюсь я.
– Ты имеешь в виду себя?
– Я имею в виду ребенка. Но если ты имеешь в виду, что ребенок будет от меня, я аплодирую такой идее.
– Это может произойти в том случае, если… - Взгляд ее уклончиво отведен в сторону.
– Понимаю. Но твой муженек бодр, здоров, и тут нужны кое-какие сторонние усилия…
– Ты мне поможешь? – с безмятежной улыбкой спрашивает она.
– Ты всерьез?
– Это решит все наши проблемы. В их династии, и ты это знаешь, все, как на подбор, долгожители…
Это правда. Я помню деда Пратта, когда еще во времена своей молодости навестил с забытой уже целью его компанию. В ту пору ему перевалило за сотню лет. В зал заседаний, наполненному моложавыми дородными управленцами, ввезли коляску. В ней, прикрытая пледом, находилась иссушенная временем мумия, одетая в темный костюм со светлым жилетом и с красным, в белый горошек, галстуком-бабочкой. Лысый череп, втянутые воронками щеки, отвисшая челюсть, незряче остановившиеся глаза, кожа, где выпуклая гречка пигментных пятен перемежалась с обширными розоватыми проплешинами… Я даже вздрогнул от вида этого надуманно властительного, отжившего свой срок уродства цепляющейся за жизнь плоти.
Исполнительный директор, учтиво склонившись к его восковому уху, сообщил, что последний контракт корпорации оплачен только что прибывшим чеком.
– Где?
– едва угадался хрип вопроса, и озарились внезапным хищным интересом глаза мумии.
Дрожащие узловатые пальцы, неспособные согнуться, приняли чек.
И тут он словно помолодел. Его мутные зрачки сосредоточенно потемнели, и в них пробудился расчетливый разум. Обозначились скулы и углы подбородка. Он скинул с себя будто бы полвека. И все, оторопев, ощутили его прежним, пышущим силой, логикой и устремленностью старателем. На нас повеяло неизвестной, первобытной Америкой. Он наслаждался пришедшей к нему удачей и прибылью от прошлых своих трудов. Ныне - совершенно никчемной, однако его посетил воскрешенный в умирающем, спящем сознании смысл всей ускользнувшей жизни.
Он незабвенно любил деньги. В его доме находился единственный телефонный аппарат, стоящий в его кабинете. На стенах же особняка были развешены платные таксофоны, которыми пользовалась прислуга и посетители. Он преклонялся перед каждым центом, помня те времена, когда ему, работящему малому из низов, на этот кружок меди можно было купить пирожок, насытившись им на целый день.
Крепкая порода!
– Я должен подумать, - говорю я Алисе. Я действительно должен подумать. Кроме того, я смятен и обескуражен тем, что она сама вышла на такой разговор. Впрочем, это в значительной мере облегчает мне моральные неудобства, связанные с личной инициативой по данному поводу.
– Тогда – я жду!
– откликается она.
После снимает халат, бросает его на кровать, оставаясь совершенно обнаженной, и я, не в силах сдержать порыв, вжимаю себя в ее тело, в запахи его, - сладостные и терпкие. Но независимая часть моей личности, увы, целиком под влиянием ленивого и тупого спинного мозга. На призывы своего высшего собрата никак не реагирующего.
– Ты девчонка, что надо! – говорю я. Стараясь подчеркнуть в интонации именно физические ее качества. Разговор о Пратте – дело отдельное.
– Это ты меня такой сделал! – поощряет она.
Пришла пора отпустить какую-либо нейтральную шутку, окончательно сближающую нас.
– Лучшие годы я провел в браке, а лучшие минуты вне него, - доверяюсь я.
– А мои лучшие минуты – только с тобой! – косится она насмешливым глазом. Уже одетая, в дверях, добавляет: - С раздумьями советую не медлить.
Я глубокомысленно киваю, глядя на закрывающуюся дверь. Похоже, мне придется в очередной раз влезать в авантюру, отпахивающую мерзким душком смертоубийства. Но что делать, если к этому меня подводит сама жизнь и ее логика. Если Пратт исчезнет, Алиса, думаю, будет надежным и послушным партнером. Так мне, по крайней мере, кажется, пускай это выглядит парадоксально. Парадоксально и другое: я действительно был бы не против заполучить от нее ребенка. Почему нет? Как мать она идеальна, я знаю, сколько времени и неподдельной ласки она тратит на своего сына. Наверняка это видит и Пратт, а потому боготворит ее, старый дуралей. Ее покладистость и терпимость к его похождениям на стороне, также влияют весьма положительно на их отношения. А потому, если его тем или иным образом укокошат, едва ли Алису посчитают заинтересованной стороной. У меня в какой-то степени полицейская психология, но, будь я на месте сыщика, едва ли смог заподозрить ее в преступных намерениях.
Может, и моя женушка замышляет что-либо подобное? Кто знает… Мне очень неприятны ее симпатии к этому дебилу-охраннику, и если между ними и впрямь возникла связь, это способно черт ведает, к чему привести!
Как бы ни было омерзительно, обстоятельства их общения придется выяснить, поручив это главе службы моей безопасности Ричарду. Сегодня его стоит навестить. А заодно посмотреть, как отремонтировали помещения в особняке Совета.
Бренчит телефон. Ненавижу телефоны. Каждый звонок – это напоминание о каких-нибудь обязательствах и всяческие просьбы, которым несть числа.
Это жена. Говорит, что живот у Патрика явно разбух, и он не какает уже вторые сутки. Телефон ветеринара занят. Может, сделать ему клизму?
– Кому?! – взрываюсь я. – Ветеринару, телефону или коту?!. Без меня вы не можете решить ничего!
Жена злобно брякает трубку, и разговор прерывается.
Я постепенно остываю. Я сорвался на Барбару, хотя причина срыва, - волнение о Патрике. Не какал уже вторые сутки… Это меня всерьез начинает заботить.
Я набираю номер ветеринара и - о, чудо!
– сразу же дозваниваюсь. Торжественным тоном тот сообщает, что немедленно выезжает ко мне, вернее, к коту, и у меня маленько отлегает от сердца.
Звоню жене в предвкушении, что нарвусь на ее разобиженную отчужденность. Услышав ее голос, кратко заявляю:
– Врач выехал.
– А Патрик обделался! – со стесненным смешком заявляет она, а после хихикает совсем уже откровенно. – Как ты разорался, так и его прорвало, будто тебя услышал!
Я тоже не сдерживаю нервного смешка.
– Позвони коновалу, отмени вызов, - говорю добродушно. – Лишний счет нам ни к чему.
– У тебя это лучше выходит, - словно опомнившись, заявляет она высокомерным тоном.
Я нажимаю кнопку отбоя, но телефон вновь верещит, подпрыгивая в пальцах и пугая меня до колик.
На сей раз звонит секретарша Большого Босса. Услышав ее голос, я сразу же вспоминаю туго обтянутую юбчонкой попку, скрывающуюся в дверях приемной. Ах, если бы девчонка оказалась здесь, рядом с разобранной постелью…
Я с удивлением обнаруживаю явный прилив сил. Увы, напрасный. Для того, чтобы это создание очутилось в данном номере, потребуются известные затраты времени, эмоций и денег. Финальный процесс надо долго и нудно готовить. Хотя, если попросить Большого Босса срочно направить ее сюда, всучив ей пакет с какой-нибудь макулатурой из мусорной корзины, дельце можно провернуть в два счета. Большой Босс, конечно же, пойдет у меня на поводу, но, с другой стороны, представляю его гнусную ухмылочку и вообще разные соображения по поводу моей личности…