Взорвать Манхэттен
Шрифт:
Жаль, что ушла Алиса… Хотя с ней бы уже вряд ли вышло что-либо толковое, а вот с секретаршей, конечно, наверняка!..
– …Роланд Эверхарт, - доносится до меня.
Кто? А, племянник, доходит не без труда. То бишь, не племянник, а… кто он мне? Условный родственник. Вот же еще напасть…
– Он в Вашингтоне, - докладывает между тем вожделенная секретарша, не зная, что в сей момент я мысленно укладываю ее на смятые, пахнущие телом Алисы простыни.
– Устройте его в отель, - буркаю я. – Возвращусь через день, два, пусть пока отдыхает.
– Хорошо, сэр… Хотя нет, подождите…
Секретарша выслушивает какие-то указания, а затем
– У него некоторые проблемы с документами, лучше, если он побудет у вас в доме.
Этого мне не хватало! Я наливаюсь раздражением, но, вспоминая обещание, данное Большому Боссу, беру себя в руки.
– Ладно, везите его, куда хотите…
Приходится звонить жене, дабы предупредить ее о незваном госте. Трубку снимает дочь. Это даже лучше, поскольку реакция жены непредсказуема. Она может обрадоваться внезапно обретенному племяннику, - именно так его надо представить!
– а может и вспылить: визиты без приглашения ей были всегда не по нраву. А тут не только зову в дом кого попало, но еще и обустраиваю на ночлег.
Дочь Нина, как и ожидалось, воспринимает мое сообщение с совершенным равнодушием. Это ее не касается, что самое для нее главное. Некоторая досада в ее тоне все же присутствует: ведь ей надо встать, оторваться от компьютера, подойти к маме и изложить все, изложенное мной. Работа, как же!
Я вновь смотрю на постель, оскверненную смертным грехом, и начинаю одеваться.
Следующая моя цель – сенатор Мартин Брайс. На сей раз это встреча сугубо деловая. Хотя наше праздное рандеву с Алисой, как оказалось, несло в себе значительный практический элемент. Имею в виду разговор о Пратте, подразумевающий злодеяние, передел собственности и бизнеса.
У сенатора свой офис в Нью-Йорке. В трех блоках от моего отеля.
Когда я вхожу в его кабинет, он в одиночестве сидит за столом, встречая меня улыбкой. Затем порывисто поднимается и, протягивая мне руку, неторопливо идет навстречу. Он всегда встречает меня и всех очень радушно, постоянно крайне приветлив и внимателен. Что селит во мне сомнения. Я опасаюсь таких людей. Нельзя привечать всех столь искренне. Это удел людей насквозь лживых, либо патологически трусливых. Ни тем, ни другим довериться нельзя.
Впрочем, я не собираюсь доверяться елейному коррупционеру. Отношения с ним предельно просты. Он знает о возможностях Совета, способного, случись что, стереть его в пыль; он мечтает когда-нибудь войти в него, и чутко реагирует на все мои просьбы, подкрепляемые весомыми подачками. Иной раз, и это стоит ему, чувствуется, немалого усилия, он отказывается от вознаграждения, намекая, однако, что пора бы ввести его в круг избранных. Я туманно обещаю. Зная, что там ему не бывать. В нем нет законченности и силы. Он суетлив и аморфен. Он – не нашей породы. И, попади в круг, долго там не продержится. Даже Билл Гейтс со всеми его миллиардами не может войти к нам, в синклит устоявшейся аристократии. А этот дурашка и не ведает, в какую стаю стремится. Кусок говядины волкам не партнер.
Люди подобного сорта вызывают во мне ироническое недоумение. Они полагают, что усажены в чиновные кресла благодаря своей исключительности, а не расчету со стороны; они верят в свою значимость и самостоятельность; они упиваются возможностями что-либо решать и приближенностью к высшей власти, объективно рассматривающей их, как полезных насекомых. Это относится не только к нашим сенаторам и прочим функционерам, но и к лидерам разного типа стран. Хотя, с другой стороны, порою
Я не знаю деталей всей операции, но представляю ее основы таким образом: идея подобного теракта лежала на поверхности, ее хотели реализовать еще германские нацисты более чем полвека назад; надо было лишь подогреть с помощью агентуры такой замысел, затвердить его решением исламских авторитетов, а далее реализовать кадрово-техническую схему. Итог схемы: самоликвидация исполнителей и устранение посредников и наблюдателей. Далее в ход идут политические и военные демарши с понятным экономическим содержанием.
Мы пьем с сенатором чай, обсуждая текущие проблемы совместной коррупционной деятельности. Она мне глубоко противна, но бизнес есть бизнес. Его смысл состоит в том, чтобы протолкнуть в текущий бюджет дополнительные ассигнования на научные разработки ракетных двигателей. Покуда я вывожу эти двигатели из России, не уплачивая никаких таможенных поборов, ибо данный груз, согласно закону, стратегический и разработан с помощью технологий, не применяющихся в США. Кое-кто, в частности, мистер Пратт, этим весьма недоволен. Производство такого двигателя в России стоит в пять раз дешевле, чем у нас. Мне это обходится еще дешевле, поскольку часть взаиморасчетов с российскими производственными начальниками я произвожу в наличных. На них они покупают себе особняки в Европе и «Мерседесы». И возможность бегства на Запад. Мне известно, что Пратт способен поднять по данному поводу шумиху в сенате. Посему необходим упреждающий маневр. В одном из своих научных центров я уже открыл направление, должное, как заявлено, разработать двигатели куда лучшие, чем русские. Это ложь, акция прикрытия. Однако наши ура-патриоты воспримут подобный шаг, отбив себе ладони в аплодисментах. Одновременно это и мое алиби. Мне, дескать, унизительно таскать железо из какой-то недоразвитой страны, пора учиться создавать его самим. Только дайте деньги на изыскания, проект сугубо национальный и откровенно оборонный…
А вот сколько продлятся изыскания – вопрос, конечно же, безответный, ибо, чем дольше будет продолжаться беспошлинный ввоз двигателей, тем большее количество внезапных технологических проблем встанет перед учеными разработчиками…
Хотя все русские технологии уже давно у меня в кармане. Придет черед отчитываться, я сразу же их предъявлю в качестве собственного открытия.
– Пратт не знает о ваших научно-исследовательских инициативах? – спрашивает меня Брайс.
– Надеюсь, нет. Если исходить из того, что он так и норовит засунуть мне гранату в штаны.
– Коли он решится затеять скандал, - говорит Брайс доверительно, - тот обернется против него. Мы подключим прессу, и обвиним его в предвзятости и в личной корысти. Вы подготовили смету на расходы?
Я вручаю Брайсу увесистую папку. Некоторое время он старательно изучает документы, пытаясь таким образом показать мне, что старается вникнуть в суть.
Его притворства хватает минуты на три. Откинув в сторону десяток последних страниц, он останавливается на итоговой цифре. Уважительно чмокает.