Взорвать Манхэттен
Шрифт:
Интересная мы нация! С одной стороны – святая, благочестивая Русь. И корни ее проросли в наше время. С другой, – бесчеловечное, темное сознание, тоже исконно российское. Напрочь беспринципное и, увы, преобладающее. Погубило оно и царскую Россию, погубило и социалистическую, губит и нынешнюю, уже никакую, где вся национальная идея свелась к спасению собственной шкуры и крыши над головой. И, дай деятелям от коммерции участок в виде подходящего кладбища, и дискотеку на нем соорудят, и казино, не побрезгуют.
Я перешел дорогу и углубился в парк, шагнув в прошлое, в детство, на его тропы, не веря, что оно было - это восхитительное, беззаботное, солнечное былое, иссеченное невидимым и колким ливнем времени, медленно и верно сметающим все.
В том, моем парке, было много кустов смородины, барбариса, приземистых яблонь; здесь, в их весеннем цветении, гудели шмели и пчелы.
Теперь парк стал иным. Город стиснул его, наполнил своим смрадным дыханием, и некогда молодые тополи, чья листва еще трепетала в моей памяти, превратились в замшелые вехи ушедших лет.
Начиналась пора листопада, и унылость наступающей осени проступала везде, и печаль предстоящей зимы была в каждом дереве, словно вздыхающем про себя: ушло лето, ушли годы… А может, деревья понимали и вспоминали меня - идущего в своем прошлом до заветного луга с четырьмя юными кленами, где когда-то гонял в футбол, пил первое пиво с дружками и целовался с девчонками. Где они теперь, милые подружки?
Клены стали огромны, и нежные стволы их превратились в столпы, одетые плотной черной корой. Вот они, вечные мои друзья клены… Здравствуйте, дорогие! Спасибо вам, спутники юности!
Я поймал слетевший с высокой кроны прозрачный ажурный лист, уместив его, словно прильнувшего к сердцу, за полой пиджака.
Говорят, не надо возвращаться туда, где тебе было хорошо. Надо. И туда, где было хорошо, и где было плохо. Чтобы, окончательно осознав ушедшее время, идти вперед.
На площадке этажа меня поджидали менты. Уже известный мне потертый местный опер и участковый с папочкой.
– Зарегистрировались? – последовал учтивый вопрос.
Не отвечая, я набрал номер подполковника Укрепидзе. Вкратце объяснил ему ситуацию. Затем передал трубку настырному оперу.
Выслушав старшего товарища, он обратился к участковому:
– Оказывается, это наш коллега из ФБР… То-то я чувствую, какие-то странности…
– Все вопросы – по данному телефону! – Я предъявил ему визитную карточку Укрепидзе.
– Мы вам верим, товарищ, - сказал участковый, переписывая номер. – Но если появится этот…
– Я понял, - сказал я суровым голосом. – Задержу лично. Связь – двадцать четыре часа на проводе, бдительность гарантирую, оперативная поддержка моя, силовая ваша.
И – закрыл перед недоуменными физиономиями дверь. Жить в этом городе, не имея своего «укрепидзе» местному гражданину неуютно, иностранному – страшно.
УКРЕПИДЗЕ
Подполковник милиции Сосо Укрепидзе начал свою карьеру в Тбилиси, где сорок лет назад и появился на свет. Папа, мелкий партийный функционер, сразу же определил сына в столичный юридический институт, а затем позаботился о его распределении в московский уголовный розыск, где тот довольно успешно отработал более десятка лет.
Сосо женился на соплеменнице-москвичке, обзавелся детьми и трехкомнатной квартирой в панельной многоэтажке, расположенной в спальном районе Перово.
Жизнь, казалось бы, удалась, тем более, преодолев трудности перехода от недоразвитого социализма к бандитской капитализации, всевозможные милицейские перетряски и утрату идеологических ценностей, Укрепидзе остался на плаву и, хотя понимал, что с такой фамилией и национальной принадлежностью, генеральского чина не получить, в среднем звене он укоренился прочно, и до пенсии дотянет.
Когда же мафиозные образования проросли на государственной ниве, как чертополох на заброшенном пустыре, очнувшаяся власть решила дать конкурентам из организованной преступности отпор, создав соответствующие подразделения. В одно из них был переведен на значительный пост начальника отдела уже опытный к тому времени сыщик Сосо, и работа закипела неукротимо и круглосуточно. Казалось, вся профессиональная мощь лучших оперов и следователей обрушилась на обнаглевший криминал, в итоге распылив его.
Однако противостояние воровским группировкам с миллионными состояниями, наложило известную печать как на мировоззрение Укрепидзе, так и на устремления его сослуживцев. Бизнес бандитов, выражавшийся в «крышевании» коммерсантов, плавно перешел к правоохранителям, чьи аппетиты резко возросли. Подразделения, разбившие криминал, ему же во многом уподобились. Обладая ведомственной независимостью и широчайшими силовыми возможностями, они уже не на шутку обеспокоили погрязшую в коррупции власть и ущемленных конкурентов из госбезопасности. Пошла-поехала очередная чистка рядов, санкционированная свыше. Борцов с оргпреступностью разметали по отделениям милиции, а их могучие региональные шарашки упразднили.
Укрепидзе завис в вакууме за штатом, но близкий приятель из кадров министерства посодействовал с новым назначением, должностенкой в международном отделе – хлипенькой, безденежной, зато - с перспективой зарубежных командировок. Всё - не опер в метрополитене, таким предполагалось его новое назначение.
Несколько коммерческих организаций от щедрот и по прежней памяти, когда Сосо обладал реальной властью, платили ему по несколько сотен долларов в месяц на всякий, что называется, случай, но в любой момент поступления могли иссякнуть – оказать весомую поддержку он отныне не мог. Платили, собственно, за знакомство. В расчете на его связи.