Взорвать Манхэттен
Шрифт:
– Сыщик из вас никакой. По крайней мере, здесь. Вы не вросли в наш менталитет… По-моему, живя в Америке, вы постоянно путаете ее с Россией. Потому, собственно, вас без труда вычислили.
– Подробности можно?
– В свое время. Добавлю, что подготовка разведчика в вас отсутствует вовсе. Но применение вам мы найдем. Так вот. После выполнения первого же задания я со спокойным сердцем предоставлю вам свободу в любых передвижениях. И жизнь ваша наполнится смыслом, поскольку авантюризм вашей натуры удовлетворится незабываемыми приключениями.
–
– В совершении ряда тяжких преступлений, - небрежно произнес Уитни. – Под нашим прикрытием. В вашем случае доверие можно заслужить лишь таким образом.
– Речь, надеюсь, идет не об убийствах?
– Вы же только что поведали мне, что исполняли смертные приговоры.
– Я не испытывал от этого ни малейшего удовольствия.
– Этим вы мне и приглянулись.
– Неужели у вас мало людей для выполнения подобных акций?
– Вы не поверите, но острой нужды в головорезах я до сей поры не испытывал. То есть, мне всегда было к кому обратиться… Однако сейчас обстоятельства изменились, и вот я подбираю соответствующие кадры.
– Альтернативы, как понимаю, у меня нет…
– Почему же? Если откажетесь, то посидите здесь с месячишко, а когда мои люди вернут мне диски, я вышвырну вас на улицу. Зла вы мне не сделали, в переплет угодили случайно, ситуация с вами теперь ясна, зачем же проливать кровь понапрасну?
– Но вы же прекрасно понимаете, что если сейчас я выйду отсюда, то буду нем, как полено! И такие же гарантии, кстати, даю за своего товарища.
– Это теоретический подход, - сказал Уитни. – Личности, подобные вам, управляемы лишь в тисках обязательств. У вас экстремальное мышление и комплекс предателя. Очень опасное сочетание.
– Кого же я предавал? – жалко усмехнулся Марк.
– Да вы не обижайтесь. Порою предать – это всего-навсего предвидеть… Ваша эмиграция – предвидение дальнейших экономических и политических неопределенностей в России, к примеру.
– Значит, все эмигранты – предатели?
– Большинство. Конечно. Если человек спасает этим свою семью, сам не желая покидать Отечество, тогда его можно понять. Основы же эмиграции: погоня за благополучием, трусость, тщеславие. Попутно - отсутствие национального сознания и затаенные обиды на свою Родину.
– Вы неверно сформулировали мой мотив, - сказал Марк. – Для меня это была просто игра. Причем – на голый интерес. С легким меркантильным душком, конечно. Теперь. Пока мы здесь говорили, во мне окрепло мнение, что с вашим предложением следует согласиться. Но я хотел бы, чтобы вы оставили наш дуэт с Виктором неприкосновенным…
– А мнение вашего товарища вас не интересует?
Марк от души расхохотался. Дверь скрипнула, и в нее просунулось озабоченная физиономия охранника.
– Лучшего предложения ему, наверное, не делали за всю его жизнь! – заявил Марк убежденно. – Уж этот-то… расстарается! Витя, слуга антихристов…
–
– Да так, к слову, не обращайте внимания. Мне надо с ним поговорить, естественно, но много времени разговор не займет, обещаю.
Согнутым пальцем Уитни поманил охранника, призывая его подойти ближе. Задумчиво покусывая сухие губы, приказал:
– Снимите с него браслеты. После – отвезите к Кноппу, он обо всем позаботится.
Проскрипели зубцы наручников. Марк согнул в локтях затекшие руки. Уитни не двигался с кресла, уставившись на него стылым насмешливым взглядом. Один глаз был у него широко, напряженно раскрыт, а второй привычно скептически сужен.
– Вы все сделали очень правильно, господин Уитни, - сказал Марк, поднимаясь с кресла. – Бог нам всем судья, но, как бы там ни было, мы перед вами в большом долгу. И ваши ожидания оправдаем.
– Вы не поинтересовались своим вознаграждением за предстоящие, так сказать, труды, - промолвил Уитни, не меняя ни позы, ни выражения лица.
– Какие счеты? – Марк воздел руки к потолку. – Вы только что спасли нам жизнь. Испытательный срок мы готовы пройти без зарплаты. А дальше, надеюсь, договоримся… Вернее, с уважением воспримем все ваши предложения.
– Вы еврей?
– И этим горд!
– У меня всегда хорошо шли дела с евреями. С немцами, кстати, тоже. Это очень пунктуальные нации. Вообще у них много общего… Я вас не задерживаю.
ЖУКОВ
Московская жизнь, казавшаяся поначалу безысходной и сумеречной, неожиданно расцвела для Жукова привлекательными оттенками.
Он быстро освоил ремесло оружейника-реставратора, и оно приглянулось ему своей кропотливостью, неспешностью, а главное – высокой доходностью. К новому своему бытию он также приноровился, считая его увлекательным и многосторонним.
Жизнь двух бодрых холостяков была заполнена, помимо ведения хозяйства, поездками за город к многочисленным друзьям Гены Квасова, походами в кегельбаны, биллиардные клубы, кино, застольями, а также регулярными посещениями дам. Дамы делились на две категории: платные, со счетчиком времени, именуемые «таксомоторами» и - беззаветные подруги на общественных началах. Выбор «таксомоторов» диктовался необходимостью обновления чувств, рутинные варианты – сухой экономией. Порой в кафе или на улице снимались невозмутимые девочки «на разок».
Очередные посиделки, в которых неизменно участвовал напористый и хамоватый Слабодрищенко, проходили в плановом порядке: когда избыток алкоголя затмил в пожарном остатки разума, и он сполз со стула на пол, Жуков привычно подхватил его под микитки и отволок в кладовку, где стояла персональная раскладушка подельника-пьяницы. После, вернувшись к столу, бодро поведал Квасову:
– Теперь можно дать гудок девочкам. Пусть выезжают. Душа требует тела. И немедленно. К тому же пожарная наша халява отключилась надолго. У него девиз: предлагаю интим-услуги за интим-услуги, и никак иначе.