Взрослые игрушки
Шрифт:
Тогда я и познакомился с Данте, хотя, возможно, он знал меня и раньше. Тогда у него должен быть серьезный повод это скрывать… и когда-нибудь я спрошу его об этом. Пока меня что-то останавливает. Не знаю - что.
Данте мой - по-настоящему особенный… Такие при всех своих веках за плечами гоняют на мотоцикле и любят мультики про покемонов - вроде того. Однако равных ему на этом континенте по пальцам посчитать можно, а может - и вовсе нет. Но с самого начала он общался со мной как с ровней - хотя я не уверен что это так… и возможно, мы сошлись именно потому, что я ничего о нем не слышал (не помнил?) к моменту нашего знакомства.
Однажды я случайно проговорился о том, что слышал из десятых рук. Я думал, что Данте станет отрицать, но он промолчал, а потом сказал: “У вампиров языки еще длиннее, чем у людей. Ну, раз ты уже столько обо мне знаешь, Лис, то… если тебе понадобится мое имя, можешь свободно пользоваться им. Это вполне конвертируемая валюта, особенно если посещаешь незнакомые места с враждебной нежитью”. Может, не такими словами, но сказано это было без тени высокомерия, а я, почему-то с трудом подавляя раздражение, бросил: “Можно подумать, что во всем мире нет никого сильнее тебя!”. На что он очень спокойно ответил: “Так говорят. Но я в этом не уверен. Просто я такого еще не встречал, а если он существует, то не спешит встретиться со мной”.
Он одалживал мне свою власть, как дал бы “харлей” погонять или разрешил бы пожить в своем доме, сколько захочу, или попользоваться своими девчонками. И никакого намека на уничижение. Я почувствовал себя полным уродом и больше к этому вопросу не возвращался.
Все точки над “ё” для меня расставила Донателла - мы познакомились в зачуханном городишке на Диком Западе, где она, по ее же словам, каждую ночь питала слабость к накачанным виски ковбоям - одна из немногих моих знакомых, знавших Данте лично. Так вот, Делла не стала пичкать меня страшными сказками, а просто сказала:
– Если у тебя репутация, как у Данте, Демона или Сидди, то от тебя или бегут, или - если не успели сбежать - пресмыкаются. Помню, когда-то ему это было очень по душе. Возможно, сейчас что-то изменилось. Но в любом случае, Улисс, - если все, что между вами, правда, то поверь - я дала бы руку себе отрубить за это.
Мне таки пришлось воспользоваться его именем пару раз, и то скорее из интереса. После этого у меня уже не было ни единого сомнения по этому поводу.
*
ДАНТЕ
Я так хотел увидеть моего Лиса и нашел его на ночной ярмарке. Он мне искренне обрадовался, позволял обниматься, и это было приятно - хоть кого-то привязывает ко мне не страх. Пусть беспамятство немногим лучше. С Улиссом чувствовал себя я на удивление комфортно (и парадокс, и нет), может, благодаря ограниченности его воспоминаний - для себя самого он был сфинксом, нераскрытым ларцом, выглядящим монолитно и при этом содержащим внутри немало настоящих качественных сюрпризов. Мне-то как никому выгодно, чтобы ларец так никогда и не открылся, хотя искушение бывало. Но при всякой попытке, при любом вопросе, касавшемся прошлого, вся его сущность говорила: стоп! Улисс будто сознательно
Так сильно.
Жуткая ирония.
Как я вообще мог это позволить…
Мы обменялись последними сплетнями (в том числе я рассказал и про Перл), и потом некоторое время просто сидели, приобняв друг друга и наблюдая за людьми, Заряжаясь этой атмосферой, как от огромной батареи. Неподалеку двое мужчин оживленно обсуждали предстоящий брак их детей - вернее, предметом обсуждения было приданое дочери, которое казалось отцу жениха недостаточным.
– Интересно, что чувствует эта девушка?
– нарушил тишину Улисс, полурассеянно поглаживая пальцем мою ладонь.
– Когда ее продают как вещь? Как это - принадлежать кому-то?
– Интереснее, когда кто-то принадлежит тебе, - я все не сводил глаз со спорящих. Кажется, они решили свои проблемы и отправились отмечать в ближайший кабак.
– Возможно… У тебя есть дети, Данте?
Вопрос был неожиданным. Я сделал паузу - дольше, чем было уместно, - и ответил:
– Да…и нет.
Логично было бы задать встречный вопрос, но я подозревал, что наткнусь на “стоп!” - и не сделал этого.
– Это ведь большая ответственность?
– продолжал Улисс.
– Почему ты спрашиваешь?
– Есть причина, - сказал он после собственной паузы.
– Это на самом деле интересно. Недавно одна глупая курица хотела избавиться от ребенка, но я навсегда отбил у нее охоту вмешиваться в божий промысел. И тоже не представляю, зачем.
– Когда это было?
Лис пожал плечами. За то время, что мы не виделись, он изменился, но не особенно - только и без того белые волосы будто выгорели и были коротко подстрижены, да еще одежда стала другой, соответствующей стране и времени. Кажется, Улисс совсем потерял вкус к перевоплощениям, хотя, по правде сказать, вряд ли его имел. Я-то раньше менялся чуть ли не каждые десять лет - казалось, что это забавно…
– Наверное, ребенок уже подрос.
И вот тогда в голову мне пришла бесподобная мысль. Как угодно, чем угодно, но нужно развлечься, найти что-то, что не позволит скучать хотя бы на короткое время. Лис просто гений.
– Получается, что ты тоже спас человеческую жизнь. А что, ведь теперь она принадлежит тебе… и ты можешь делать с этой жизнью что захочешь.
Улисс задумался, глядя под ноги. Потом поднял глаза, и я увидел, что он улыбается.
– Неплохо… ты просто гений. У нас будут игрушки, или домашние питомцы, или как угодно - и посмотрим, что из этого выйдет. Только… я совсем не умею воспитывать детей.
Я вспомнил узкие глазенки Перл, то, как она дотронулась до моей щеки пальцем, как улыбнулась.
– Есть два способа - поощрение и наказание. Как думаешь, кто из них протянет дольше?
– Скорее всего, первый… но… Давай выберем наугад, сыграем - так будет справедливо.
Лис достал монетку, подбросил и поймал, зажав в кулак.
– Орел - кнут, решка - пряник.
Он медленно разжал пальцы, это тянулось так долго! Я оглянулся, наблюдая, как веселятся люди, как шумят и смеются, словно завтрашнего дня для них нет. Для кое-кого из них определенно нет, если мы с Улиссом останемся здесь до завтра… И ни один не подозревает, что сейчас решается судьба двух человеческих душ, которые были спасены двумя демонами ради забавы и ради забавы же будут погублены.