Взрослые игрушки
Шрифт:
– Где она может быть?
– спросил я.
Хияма пообещал выяснить это как можно скорее.
Через несколько дней я был на пути к Риму. Судя по всему, она отправилась на мою родину…
*
УЛИСС
Как-то я навестил мою блондинку (почему ее так раздражает имя Рэйчел?), когда она играла с соседским ребенком - в последнее время только с ним я ее и видел. Кажется, она переехала сюда не так давно и подрабатывала нянькой, чтобы сводить концы
Как и в самый первый раз, пришел я на запах крови.
Мальчишка, кажется, поранил палец, и Рэйчел гладила его по светлым волнистым волосам, лихорадочно ища способ не дать ему разреветься.
– Смотри, - она взяла злополучный кусочек стекла и быстро порезала палец и себе. Ребенок не сводил с нее глаз. Затем она приложила свой палец к его.
– Теперь мы навсегда связаны и умрем в один день.
– Я никогда не хочу расставаться с тобой, Лу, - сказал он, сунув палец в рот.
Я вышел из своего укрытия.
– Зря ты это сделала, Рэйчел. Такими обещаниями не разбрасываются.
– Вот уж действительно идиотское имя, - сказала она, попятившись, словно закрывая собой ребенка.
– Ты же знаешь, что происходит с теми, кто подошел к тебе слишком близко, сказал я миролюбиво, пропустив мимо ушей ее замечание.
– И вообще - тебе уже восемнадцать лет, а ты играешь с детьми.
– Иди в дом, Джоули, уже темно, - проговорила она напряженно. Ее голос звучал, будто дергали струну, в нем были страх и смертельная усталость.
Мальчишка посмотрел на меня исподлобья и не двинулся с места.
– Пусть он уберется!
– Как страшно. Уже ухожу. Но обдумай, что я сказал, моя блондинка.
– Гори в аду, сволочь, - бросила она привычно. Я только рассмеялся. Терновый куст - мой дом родной.
*
ДАНТЕ
…Когда я был в Риме в последний раз, здесь еще ходили в тогах и изъяснялись латынью. С тех пор у меня не возникало желания сюда вернуться, слишком много неприятных воспоминаний и подохших иллюзий.
Я очень быстро ее нашел - хорошо иногда иметь связи. Она сидела у часовни под тяжелыми сумерками, уткнувшись лбом в колени.
– Перл!
– позвал я тихо.
Кажется, сначала она не поверила своим ушам, потом все же медленно подняла голову… Да, Хияма правильно ее обрисовал - немного вульгарная, но притягательная, гибкая, как ласка, яркие губы, а волосы - бог ты мой - выкрашены в огненно-рыжий цвет. Уже не в кимоно - успела насмотреться на то, что здесь носят, хотя, кажется, брала пример преимущественно со шлюх.
– Данте-сама… как ты меня нашел?
– спросила она по-японски, старательно выпевая слова. Я знаком с Хиямой тысячу лет, но всегда понимал язык гораздо лучше, чем говорил на нем.
Я пожал плечами и ответил по-английски:
– Долго ли умеючи… Ну что, я вижу, ты здесь неплохо выживаешь.
– Molto bene.
–
– Оказывается, люди любят секс так же, как и мы, и даже сильнее. И готовы ради этого на многое…
Мне не послышалось? Она сказала “мы”?
– Но ведь ты еще не “мы”, нэ?
Перл плавно встала, подошла, и не имей я столько лет за плечами, не заметил бы, как ее рука заносится, чтобы влепить мне пощечину. Она так старалась, что я чуть не сломал ей руку, когда перехватил в дюйме от лица.
В ту же секунду Перл разревелась и толкнула меня обеими ладонями в грудь совсем уж как-то бессильно, очень по-женски, потом еще раз. Плач перешел в истерику, и она сползла к моим ногам, обнимая их.
– Где же ты был… - говорила она, мешая японские, английские и итальянские слова, - черт побери, где же ты был?!! Я ведь могла состариться и умереть! Любой мог бы превратить меня еще там, на острове, даже сенсей - он хотел спать со мной каждую ночь!
– но я не хотела! Я ждала только тебя, искала тебя… Больше мне никто не нужен.
– А если бы не нашла?
Перл сжала губы, глядя мимо меня в пустоту.
– Ты знаешь.
Я подозревал, что Перл так же склонна к суициду, как я - к вышиванию гладью, и спроси я в глаза, она не сможет солгать. Ну ладно. Будем считать, что она выиграла этот приз. И она его получит - лучший в мире рецепт от морщинок вокруг глаз.
Решка, ничего не поделаешь.
Теперь неплохо было бы повидать Лиса и узнать, как продвигаются дела с его блондинкой.
Да просто увидеть его. Просто увидеть.
*
УЛИСС
Получается, я рождался трижды: первый раз - как человек, второй раз - как вампир. И третий - как вампир с промытыми мозгами. Постепенно я начал припоминать какие-то смутные образы, лица, но ничего конкретного. Одно я вспомнил отчетливо - запах горящих кленовых листьев (мы называли их ангелами), такой бывает осенью, когда жгут костры. И высокий женский голос, который кричит где-то вверху: “Он не умирает! Он не может умереть!”. Но рада она этому, или наоборот, и обо мне ли вообще шла речь - неизвестно. Мне почему-то кажется, что я еще был человеком, когда слышал эти слова и вдыхал сладкий дым возносящихся к небу маленьких ангелов…
Еще я помнил стук… страшный, безысходный звук, стук земли по гробовой крышке… я слышал его изнутри.
А еще - плеск теплой воды и нежное, заботливое прикосновение рук. Пальцы, перебирающие волосы, теплые губы на щеке, у виска. Больше ничего.
…Когда Улисс родился, тьма рассеялась, и в нескольких дюймах от его виска в стену с силой врезался топор.
Я отпрыгнул в сторону, пытаясь разглядеть того, кто на меня напал. Мозг был чист и пуст, я понятия не имел, кто я сам, но как-то понял, что в отличие от меня нападавший - обычный человек, с одной поправкой. Он хочет меня убить.