Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие
Шрифт:
— Там не повара — калеки.
— Можно в «Дубках».
— Лучше. Но я сухой.
— У меня найдется.
Арсен подсел к Юлии, нежно обнял за плечи. Заглянул в глаза.
— Хорошо, что своего тюфяка спихнула, — сказал беззлобно. — Крутился под ногами. А в Киеве мне один звоночек нужно заделать.
— Двушку одолжу.
— Заночуем?..
— У меня. Машину в гараж, а сами в «Дубки». Возьмем такси.
— Это ты хорошо придумала.
— Не то что ты…
— А — махнул рукой, — ты об этой веснушчатой
— Вот что, — вдруг закипела Юлия, — если еще раз увижу!..
— Нашла к кому ревновать!
— Слушай меня, дорогуша, внимательно: глаза этой выдре выцарапаю. И тебе тоже.
— Там же не на что смотреть!
Арсен погладил плечо Юлии, она отстранилась, и он сказал примирительно:
— Забудь.
— Я ничего не забываю, учти, — ответила, ело блеснув глазами. — Это же надо: я Евгения из дому выпихнула, думаешь, легко было? А ты в тот же день…
— Ну, побаловался немного. Ради спортивного интереса.
— Тоже мне спортсмен… — ответила Юлия уже совсем другим тоном, покосившись на широкие плечи Арсена. Она откинулась на горячий песок, подложила ладони под мокрые волосы и предложила: — Может, в Киеве несколько дней пробудем?
Арсен упрямо покачал головой:
— Я же сказал, для меня это небезопасно.
— Да что такое?
— Вообще чепуха. Купили полторы сотни долларов, подумаешь, вшивых полтора куска, кто-то капнул, и Чебурашку замели.
— Чебурашку?
— Костика, мы вместе с ним это провернули.
Юлия брезгливо выпятила губы: какие-то полторы сотни на двоих и вовсе мизер. Правда, если копнут глубже, у Арсена могут возникнуть большие неприятности. Как-то по пьянке намекнул, что «балуется» валютой и руководит целой шайкой фарцовщиков. Может, и в самом деле ему не стоит мозолить глаза милиции?.. Но ведь здесь, на хуторе,
им нужно взвешивать каждый свой шаг, прятаться от всех…
Предложила:
— А зачем тебе на Крещатик подаваться? Перекантуешься у меня. Несколько дней.
— Скучно.
— Со мной не соскучишься! — пообещала Юлия вполне серьезно, и Арсен сумел оценить перспективы, открывающиеся перед ним. Упал на песок рядом с Юлией, потянулся к ней, но она решительно отодвинулась:
— Ты что, с ума сошел?
И вправду, мимо островка, буквально в нескольких десятках метров от них, промчалась «Ракета», сверху надвигалась огромная баржа…
— Потерпи до вечера, — попросила, стыдливо опустив глаза, как девушка, впервые услышавшая слова любви.
— Ну ты даешь! — восхищенно воскликнул Арсен.
Его лексике явно не хватало разнообразия, но Юлия
не замечала этого. Шепнула:
— После обеда за селом, возле старого дуба.
Но подумала: зачем ожидать вечера, лучше приехать в Киев засветло, она сможет примерить несколько вечерних платьев, и Арсен увидит, как она в них пикантна.
Юлия медленно направилась к воде, с наслаждением ощущая, как ноги погружаются в горячий песок, закинула назад голову — знала, что Арсен не сводит с нее глаз, — вильнула бедрами, едва прикрытыми полосками бикини, но сразу же одернула себя: ведь она не какая-то потаскушка, а вполне пристойная замужняя женщина, иногда позволяющая себе некоторые развлечения…
Бросилась в воду, нырнув с головой, и поплыла, не оглядываясь, к берегу.
Плыла и знала, что жизнь прекрасна и неповторима, особенно если сама куешь свое счастье.
Как поется в песне, «люби, покуда любится…»,
…Хаблак попал на хутор Дубовцы в обеденное время. Последний километр пришлось преодолевать пешком по разъезженной песчаной дороге: в «Москвиче», выделенном ему полковником Каштановым, испортилось зажигание, водитель начал копаться в трамблере, а майор, чтоб не терять время и размяться, направился к домам, видневшимся за редкими деревьями.
Сегодня утром выяснилось, что жена скульптора Евгения Емельяновича Трояновского находится на даче — об этом сообщили соседи Трояновских, они знали, где именно дом Евгения Емельяновича, так как гостили у него в Дубовцах.
Хаблак прикинул, что от Дубовцов не так уж далеко до Щербановки, села, где председательствовал в колхозе один из пассажиров самолета Григории Андреевич Дорох,и можно сегодня же, если, конечно, ничто не помешает, побывать и там.
И вот тебе, испортился трамблер.
Дом Трояновских Хаблаку показали сразу. Верно, не нашлось бы в Дубовцах человека, не знавшего своего знаменитого земляка, и тетка, объяснившая майору, как лучше добраться в Трояновским, говорила о скульпторе о уважением, называя его почтительно «они».
В Дубовцах все жили зажиточно: дома кирпичные, на высоких фундаментах, крыты железом или шифером. Хаблак насчитал только три усадьбы, где сохранились старые, под камышовой кровлей, хаты.
Единственное, что отличало дом Трояновских, — огромная, по всему фасаду, веранда, должна же в чем-то проявиться индивидуальность скульптора, она выразилась еще в том, что калитка, от которой к веранде вела вымощенная бетонными плитами дорожка, запиралась. Хаблак подергал ее, во безрезультатно.
Майор прошел вдоль проволочной сетки, надеясь увидеть кого-либо в усадьбе, которая будто вымерла, и, если б не белая «Лада», стоявшая во дворе, Хаблак мог бы подумать, что супруга Трояновского куда-то уехала.
О том, что Юлия Александровна водит машину и сама отвезла скульптора в Бориспольский аэропорт, Хаблак знал из разговора с Евгением Емельяновичем. Правда, Трояновский не сказал ему, что жена находится на даче, но мог ведь и не знать, возможно, Юлия Александровна предполагала жить в Киеве, но что-то изменилось в ее планах, вот и решила побывать в Дубовцах.