Взять хотя бы меня
Шрифт:
На премьеру «Таксиста» мы поехали в Нью-Йорк, и наше путешествие представляло из себя бесконечные выходы в свет, чередующиеся с шумными тусовками. Энди Уорхол явно выбрал Мартина в качестве нового фаворита, и приглашения на фуршеты, ужины и так далее следовали одно за другим. Уорхол был из тех знаменитостей, что сами обожают всевозможных звезд, и зазывал к себе таких корифеев, как Роджер Мур, который тоже в это время был в городе. Вечер за вечером мы с Мартином пили и ели в компании приятелей и гостей Уорхола. Обаятельный мужчина, Энди умел светски болтать с кем угодно о чем угодно. Несмотря на все его гостеприимство,
Тур по поводу выхода «Таксиста» стал нашим боевым крещением. Мы вернулись в Лос-Анджелес – и город больше не был для меня средоточием одиночества: наоборот, мы внезапно оказались включены в списки VIP-гостей всех вечеринок; наши персоны пользовались постоянным спросом. В Голливуде вообще нет ничего круче, чем новый классный режиссер. Внезапная слава открывает двери, которые раньше были наглухо заперты. Так у Мартина появился шанс встретиться с теми, кого он считал настоящими героями: Джорджем Кьюкором, Билли Уайлдером, Грегори Пеком. Отсветы славы мужа падали и на меня, обеспечивая место в первых рядах. Как миссис Скорсезе я играла роль избалованного, изнеженного существа, настоящей голливудской жены.
Именно в роли миссис Скорсезе я впервые встретилась с Лайзой Миннелли, выбранной в пару к Роберту Де Ниро для следующего фильма Мартина, «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Было воскресенье, разгар дня, и Лайза пришла к нам в гости просто как друг – этакий визит вежливости. Одета она была довольно скромно и вела себя приветливо и мило. Замкнутая и неприступная – это все оказалось не про нее, Лайза явно старалась понравиться окружающим.
– Это моя жена Джулия, – представил меня Мартин.
Я протянула Лайзе руку, и, когда наши пальцы соприкоснулись, у меня кровь застыла в жилах. «Моему браку конец, – мелькнуло в голове. Потом взяла себя в руки: – Джулия, не глупи. Просто скажи привет».
Меня переполняла решимость ни в коем случае не быть ревнивой или неуверенной в себе женой. Рядом с Мартином теперь все время были кинозвезды, и я намеревалась относиться к этому спокойно. Лайза обладала на удивление легким характером, что не очень свойственно знаменитостям; ей нравилось постоянно быть в хорошем настроении. «Мы все тут заодно», – казалось, показывала она всем своим видом. Для Лайзы я не была «просто» женой Мартина. Я писатель со своей авторской манерой, и Миннелли, кажется, признавала это. В других обстоятельствах она бы мне даже понравилась. Эта девушка не выглядела хищницей. Хоть Мартин и был режиссером фильма, в котором она снималась, но относилась Лайза к нему скорее как к «папочке». Меня это автоматически делало «мамочкой», а Лайзу, соответственно, – нашей обожаемой дочкой. Эту-то роль Миннелли и разыгрывала все три часа, что провела у нас в гостях.
– Ну, что скажешь? – спросил меня Мартин, когда Лайза ушла.
– Она хорошая. Милая девочка.
Вдаваться в подробности я не стала. А что бы мне тогда пришлось сказать? «Ты бросишь меня ради нее?» Прозвучало бы так, словно я впала в паранойю – да это и была паранойя. Впрочем, это не означало, что я ошибалась. Я решила держать свои соображения при себе.
Когда «Таксист» успешно вышел на экраны, пришло время нашего отложенного медового месяца. Я заявила, что поеду куда угодно, лишь бы там можно было покататься на лошадях. Мартин выбрал ранчо Хана на гавайском острове Мауи. Собирая вещи, он взял с собой книгу «Последнее искушение Христа». Я захватила с собой тетрадь – чтобы писать.
«Тошнит» – такова была первая запись в ней.
Добираться до Мауи нужно было с пересадкой, и когда второй самолет, крошечный трудяга местных авиалиний, наконец приземлился, желудок у меня скакнул к горлу да так там и остался. Тогда я посчитала, что во всем виновата жестковатая посадка. Когда в течение двух ближайших недель ничего не поменялось, я решила, что во всем виновата гористая местность и большая высота над уровнем моря. Над прекрасными пляжами острова Мауи нависали высокие скалы.
Ранчо Хана располагалось в нескольких часах езды от аэропорта по горной дороге, что серпантином обвивала скалы; оттуда открывался потрясающий вид на Тихий океан. Я не была бы самой собой, если б рискнула пожаловаться, поэтому боролась с тошнотой молча, ни слова не говоря Мартину. В конце концов, у нас медовый месяц. Я хотела быть романтичной. Хотела быть отважной. Хотела быть классной девчонкой, как героини фильмов Говарда Хоукса, которые так нравились Мартину. На мне были калифорнийские синие джинсы и пиджак цвета хаки. За исключением невероятной бледности, со своей ролью я справлялась.
На следующий день, первый наш день на ранчо, мы с Мартином встали рано и отправились завтракать (там накрывали «шведский стол»), чтобы потом поехать на долгую верховую прогулку. Идя вдоль многочисленных предложенных блюд, я вдруг поняла, что хочу только две вещи: манную кашу и свежие кусочки ананаса. Мартин озадаченно поглядел на мою тарелку.
– Ты точно такое ешь?
Его можно было понять: на завтрак предлагали бекон, сосиски, бутерброды с ветчиной, вареные яйца, омлет, оладьи и папайю. Здесь можно спокойно устроить королевское пиршество, а я выбрала себе какую-то бедняцкую еду. Да плевать. Это же наш медовый месяц, пусть все идет как идет. Я быстро расправилась с манной кашей и ананасом и взяла вторую порцию.
У меня осталась фотография, сделанная на той первой утренней верховой прогулке. Мартину достался золотой паломино – идеальная лошадь для какого-нибудь положительного героя фильма, – и он сидит в седле, высокий, прямой и гордый, точь-в-точь как ковбой в вестернах, которые Мартин взахлеб глотал с самого детства.
– Я не умею ездить верхом, – признался он мне потом, но в то утро блеф у него получился очень убедительным. Я же, поскольку в седло села почти сразу, как научилась ходить, считала умение управлять лошадью совершенно естественным, свойственным любому человеку. И просто ожидала того же от мужа.
Чего я не ожидала, так это того, что мой желудок будет напоминать о себе всякий раз, стоит только нам остановиться. Больше никаких сомнений: меня тошнит. Горы и высота тут точно ни при чем. Не может же у меня кружиться голова от того, что я сижу верхом на очень удобном квотерхорсе? Нет, тут что-то иное.
– Уверена, что с тобой все нормально? – тревожно спросил меня Мартин на следующее утро, когда я прямой наводкой, как почтовый голубь, спешащий домой, направилась к столу с манной кашей и ананасами.