Взять хотя бы меня
Шрифт:
Вообще сотрудники Rolling Stone славились своими вредными привычками. Мне, как автору, тоже следовало оправдывать эту славу. Вот я и старалась. Моим собутыльником – в те дни, когда он прилетал в Вашингтон освещать всякие политические события, – стал Хантер Томпсон: честное слово, глядя, как он пьет и как злоупотребляет наркотой, я думала, что такие люди встречаются только в книгах. Длинноногий и ребячливый с виду, Хантер был непредсказуем: чаще всего он вел себя нежно, но порой на него находила необъяснимая жестокость.
Мы с ним устраивались в заведении под названием The Guest Quarters с бутылкой Southern Comfort или Wild Turkey наперевес. Потом к первой
– Пять вечеров из шести ты лучшая девушка в городе, – говорил он. – Но на шестой вечер…
Мой писательский талант привлекал внимание и добрые советы.
– Знаешь, детка, – сказал как-то мне режиссер Джон Кассаветис, – тебе в самом деле не стоит столько пить.
Но мне нужно было пить именно столько. С самого первого своего бокала я влюбилась в алкоголь. Он был для меня кислородом – жизненно необходимым и совершенно естественным. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что была именно таким алкоголиком, про которых говорят «запойный». Мой организм уже просто не мог существовать без выпивки. У меня не было никакой «невидимой черты», за которой ждет алкоголизм: иные люди подбираются к ней годами, я же пересекла ее, взяв в руки первый в жизни бокал. Теперь первый глоток всегда заставлял меня пить дальше, заказывать вторую, третью, четвертую и так далее порцию. Как многие писатели, я смешивала и путала свою пьющую и свою творческую личности. Думала, они существуют вместе, неразрывно, – и, наверное, у людей из моего окружения так и было, но не у меня. Казалось, я должна пить, чтобы писать; мне и в голову не приходило, что на самом деле выпивка встает на моем творческом пути.
Под воздействием алкоголя собственная жизнь казалась мне управляемой – хотя она давно вышла из-под контроля. Я встречалась с парнем из Бостона, писателем Полом Монеттом. Каждую пятницу мы с Джо МакКлелланом забирались в его «фольксваген» и ехали далеко на север. Джо проводил выходные со своими детьми. Я проводила уик-энд с Монеттом – который тогда еще не окончательно разобрался со своей сексуальной ориентацией.
Для меня Пол был радужным, но в другом смысле. Высокий, красивый, убийственно очаровательный, он был прирожденным рассказчиком и составлял мне отличную компанию, очень соблазнительную компанию, надо признать. Пол считал, что его сексуальные предпочтения «под вопросом», но в нашей постели никаких вопросов не возникало. Из-за выпивки мои воспоминания размыты, однако помню, что близость с ним приносила радость. Настоящий «жаворонок» – среди моих знакомых таких людей немного, – Пол каждое утро просыпался в отличном настроении, иногда даже напевал под нос: «Теперь я отчетливо вижу. Дождь прошел. Я вижу все преграды на своем пути». Но было то, чего мы не видели – или не хотели видеть: отношения на расстоянии, со встречами только в выходные, не устраивали ни меня, ни его. Общаться становилось все труднее и труднее. В конце концов мы вежливо разбежались: Пол стал искать себе других спутников; я целиком ушла в отношения со старым верным другом – алкоголем.
Я жила в квартире по соседству с вашингтонским зоопарком. Работала за большим столом, придвинутым к открытому окну. С улицы доносился рев диких зверей – мою писательскую жизнь сопровождал экзотический саундтрек. «Ароматы» были тоже специфические. Пытаясь не терять контроль над собой, я заменила крепкий алкоголь на вино; моим любимым стало Bool’s Blood – темно-красное, венгерское, с едва уловимым солоноватым привкусом. Мое обиталище было тесным и темным, но стоило добавить алкоголя в кровь – и оно вспыхивало, словно освещенное прожектором. В такие моменты я чувствовала себя гражданином мира. Я пила – и писала, писала – и пила, пытаясь не дать алкоголю опередить слова, теснившиеся в голове. За окном ревели львы и выли гиены, а я долбила по клавишам, и на бумаге появлялись новеллы, рассказы и журналистские статьи. Я писала каждый день – и каждый день напивалась. О том, чтобы отказаться от чего-то из этого, страшно было даже помыслить. И так, во время долгих пьяных сражений с печатной машинкой, у меня в голове начал вырисовываться план. Вслед за успешным материалом об
Мои публикации привлекли внимание Playboy и Oui: несмотря на собственный «несерьезный» характер, оба гордились своими серьезными статьями. В Playboy очень хорошо платили и хотели, чтобы я писала только для них. Понимая, что для поездки на запад мне понадобится «финансовая подушка», я забила на свои феминистские принципы и предложила сгонять в Италию и написать о Роберте Де Ниро, восходящей кинозвезде.
– Почему именно Де Ниро? – спросили меня.
– Поверьте, он скоро станет жутко знаменитым.
– Лучше поезжай в Нью-Йорк и напиши о Мартине Скорсезе.
О Мартине Скорсезе я не знала ровным счетом ничего. Несостоявшаяся поездка в Италию разочаровала меня – так хотелось пустить в дело те крохи знаний, что еще остались от первого курса в Джорджтауне. Но гонорар платили хороший, работа была мне нужна, поэтому я взялась за задание. Прежде чем писать о Скорсезе, следовало, конечно, разузнать о нем как можно больше. Это был молодой режиссер, о котором критики заговорили после фильма «Злые улицы» – автобиографической картины о жизни итальянской мафии в нью-йоркском квартале Маленькая Италия. С тех пор он снял еще один фильм – «Алиса здесь больше не живет», феминистскую комедийную драму с Эллен Бёрстин. Сейчас Скорсезе режиссировал картину под названием «Таксист», на главную роль в которой был обещан не кто иной, как Роберт Де Ниро. «Таксиста» снимали в Нью-Йорке. Там мне и нужно было искать встречи со Скорсезе.
Денег у меня было мало, а друзей – много. Я позвонила своему бывшему парню и спросила, можно ли перекантоваться у него, пока я буду писать статью. Встреча с режиссером была назначена на среду, в баре King Cole при отеле St. Regis. Я села в Вашингтоне на поезд и приехала в Нью-Йорк поздним вечером вторника.
План у меня был простой, но алкоголь здорово его усложнил. Итак, я оказалась в Нью-Йорке, в квартире моего бывшего. Мы открыли бутылку вина. Приговорив несколько бокалов, я уже не смогла толком вспомнить, почему именно порвала с этим парнем. Он ведь такой симпатичный, такой высокий и благородный, такой талантливый актер, такой чуткий и умный человек… Как я могла отпустить от себя такое сокровище? Хм, похоже, это была его инициатива…
Хотя прежде у нас был «вполне ничего себе» секс, сейчас мой бывший никак не мог определиться, интересуют ли его вообще женщины, или он все-таки гей. С тех пор как переехал в Нью-Йорк, он вел «однополый» образ жизни и откровенно наслаждался вниманием, которое теперь ему уделяли. Я была рада пожить у него, но сам бывший сомневался, хорошая ли это идея – снова спать вместе. А как долго я вообще планирую здесь пробыть? Я ответила, что интервью со Скорсезе назначено на следующий день – до этого времени мы как-нибудь выдержим, надеюсь? Но тут зазвонил телефон, и Марион Биллингс, пресс-секретарь Скорсезе, поинтересовалась, не могу ли я перенести нашу встречу с ним всего на один день… «Зато у вас состоится прекрасный обед, вы же не будете возражать и задержитесь в Нью-Йорке еще на денек?..» Да, пиарщики могут быть очень убедительными.
Понимая, что особого выбора у меня нет, я сказала «да». Интервью было перенесено на четверг. До того времени мне нужно было как-то умудриться остаться в целости и сохранности – легче сказать, чем сделать. Не желая показаться несовременной и все такое, я согласилась разделить квартиру – и кровать, чисто символически, – с бывшим бойфрендом. Раз уж он дал мне крышу над головой, то меньшее, что я могу для него сделать, – уважать его сексуальные предпочтения.
Хм… О чем я только думала? Нас явно влекло друг к другу – и это точно была плохая идея, учитывая его новый образ жизни.