Взять свой камень
Шрифт:
Два мотоциклиста, описывая широкую дугу, погнали в обход, через поле, стремясь раньше грузовика выскочить к лесу. Держа руль одной рукой, капитан выставил в окно ствол автомата, выпустил по ним оставшиеся патроны. Не попал – слишком далеко, да и не прицелишься как следует, – но мотоциклисты притормозили, не желая подставлять себя под пули.
Бушевало сзади пламя, ревел мотор, все громче и ближе треск мотоциклов погони, а впереди, уже совсем близко, темная зелень густого подлеска. Туда, скорее туда!
С треском вломившись в кусты, грузовик чихнул мотором и остановился. Вывалившись из кабины, разведчик перекатился по земле в сторону
Антон бежал, чувствуя, как в груди снова душной волной поднимается кашель, раздиравший легкие на части. Сколько же может вынести человек на войне за какие-нибудь шесть-восемь часов? Но теперь он в лесу, у него есть оружие, а здесь его не так просто взять; это вам не западня в подвале!
Резко сменив направление, Волков, обдираясь об острые сучки кустов, скатился в овраг, побежал по его дну, выбрался на другой скат, снова изменил направление, стремясь скорее добраться до болот. Собак немцы взять с собой не успели или те погибли при преследовании ребят. Пока привезут новых, он будет уже так далеко, что ни одна ищейка не возьмет след. А он постарается бежать по оврагам и руслам ручьев, теряющихся в болотах.
На бегу Антон осмотрел свой арсенал. Один парабеллум пришлось бросить – осталось всего две обоймы, а таскать лишнюю тяжесть не хотелось. Перезарядив люгер, он держал его наготове, опасаясь неожиданных встреч, – преследуя ребят, немцы уже успели сегодня освоиться в лесу и снова будут готовы войти в чащу, чтобы искать Волкова и начать его преследовать. Вдруг фрицы устроят форменную облаву, широкой петлей захлестнув часть лесного массива? Штурмбанфюреру Шелю очень хочется вновь увидеть русского парашютиста и допросить его, выясняя, что или кого забыли при отступлении красные части. Нельзя предоставить ему такую возможность…
Антон проскочил через широкую длинную поляну и остановился в кустах, сдерживая рвущийся из груди кашель и прислушиваясь – не донесутся ли до него звуки погони? Лег на землю, привычно припал к ней ухом, стараясь уловить топот врага, но земля молчала.
Неужели отстали? Не решились бежать за ним в лес сразу и ждут подмоги или ему все же удалось сбить их со следа? Или их смущает близость вечера и, следовательно, темноты? Ночью немцы не воюют, но сейчас темнеет поздно.
Он побежал дальше, чувствуя, как устал, как замедляется его бег, как начинают наливаться тяжестью ноги. Усилием воли заставил себя бежать быстрее, не останавливаясь для передышек.
Вскоре потянуло сыростью, под ногами зачавкало, туфли промокли, в них начала хлюпать вода, но Антон даже обрадовался этому – начинались болотистые места, собаки смогут идти по его следу только верхним чутьем, но зато сами немцы не любят входить в болота, боятся их, предпочитая обходить или устраивать засады по краям. Ничего, главное не оставить следа, а он разберется, как выбраться отсюда.
Раздвигая руками острые стебли осоки, Волков смело вошел в темную, припахивающую стоялым, несвежим духом воду, побрел по ней, потом поплыл, держа направление на островок, поросший камышом и кривыми сосенками, – там он немного передохнет и двинется дальше. Погони по-прежнему не было слышно – это его одновременно
Надо иметь это в виду, чтобы отвлечь немцев на ложное направление и без помех добраться до деревни Жалы, к Макару Путко. Теперь вся надежда на него.
Выйдя на островок, Волков выжал мокрую одежду и повалился на песок, широко раскинув усталые руки. Как же он измотан! Если бы мама знала, чем занят ее сын, у нее сжалось бы от смертельного страха сердце. Но война – это тяжелая работа, в поту, грязи и крови, и на войне не бывает легких побед. Побеждает тот, кто смелее, кто более умелый, лучше подготовлен, кто всегда находит выход из, казалось бы, безвыходного положения…
Вспомнились ребята, лежавшие под брезентом на земле школьного двора. Сколько ему отпущено судьбой, он будет помнить их – тех, кто уже никогда не возьмет назад свой камень, оставленный перед вылетом на задание в папиросной коробке Колесова. Жив ли радист? Где он?..
Мягкие, не по-летнему сырые сумерки окутали землю. Густой смешанный лес дышал тишиной и покоем, даже птицы примолкли, только дробно долбил сухую лесину дятел. Застрекотала сорока, мелькнув между деревьями белым боком, и снова тишина…
Костя проводил птицу взглядом – идет кто-то или ее спугнул зверь? Зверя бояться нечего, сейчас человек в лесу страшнее. Нет, вроде бы никого, только качнулся уже слабо различимый в сгущающейся темноте куст орешника.
Дожевав сухарь, Костя начал устраиваться на ночлег. Нарезал еловых лап, сделал себе подстилку под низко опущенными ветками старой ели – там сухо, пружинят толстым ковром устилающие землю порыжелые иглы, пахнет разогретой смолой и новогодним праздником – хвоей, лесом. Укладываясь, он положил под голову мешок с рацией, вернее, с тем, что от нее осталось. Крылов уже посмотрел, как расправились пули с радиодеталями. Если бы иметь запчасти и паяльник да спокойно посидеть за столом, тогда он вылечил бы замолкший аппарат, но…
Улегшись, Серый долго ворочался с боку на бок, рассуждая сам с собой о том, сколько ему ждать – сутки, двое, трое или уже утром уходить отсюда? Куда идти, Костя не знал, и это пугало: здесь не родная Москва, не пионерский лагерь и даже не армия, приучившая к подчинению и приказам командиров. А теперь получалось, что он сам себе и командир, и начальник штаба, да еще всего вооружения одна граната и пустой, без патронов автомат. Пугать им только, да кого испугаешь на войне оружием без патронов? Врага? Нет, он такого не боится…
Костя вспомнил, как в фильмах и песнях, которые они смотрели и пели до войны, враг казался им не страшным, более того – трусливым, жалким. А на самом деле вышло наоборот – не жалок он и не труслив. Воюет грамотно, смело, давит техникой, не жалеет боеприпасов, имеет численное превосходство. Тяжело с такими воевать – опытные, почти всю Европу подмяли. Тяжело, но надо! Надо учиться их бить, обманывать, заставлять себя бояться. Правда, это хорошо говорить, но пока он лежит на своей земле в лесу, под елкой, прячась от всех, а немцы расположились в деревнях, заняв теплые дома и чувствуя себя хозяевами.