Взятие Крутоторска
Шрифт:
– Садитесь, барышня, – освободил кресло от газетных подшивок лысеющий мужчина в очках. – Развлекайтесь пока, – и подвинул Тайке альбом с деревянными церквями. Кижи. А я понюхаю полосу, потом займусь вами.
– Да она со мной, – успокоил Жека лысого Олега Семёновича Смолева.
Тайка села, начала листать альбом, не понимая, зачем они сюда пришли и ей-то к чему эти знакомства в отделе информации? Смолев углубился в полосу.
– Я за гонораром, – бросил Жека и исчез за дверью.
– Ушёл ставить самую любимую подпись Михаила
Два парня и девчонка отдали свою писанину Олегу Смолеву и ушли, но появился высоченный старик с огромным носом, сел, снял шляпу и загудел басом о каких-то лесных посадках. Олег Смолев и его хотел усадить писать, но тот начал рыться в мешковатом портфеле и положил целую тетрадь с его соображениями.
– Оставьте соображения, – принимая тетрадь, сказал Олег Смолев.
В углу, ероша курчавые волосы, что-то строчил ещё один писака. Ему шум, видимо, не мешал.
Заскочил высоченный парень в спортивном костюме:
– Ребята, свежий анекдот, – крикнул он, размахивая длинными руками, чтоб утих говор.
– Этого ещё не хватало, – пытался оборвать Федосов анекдотиста.
– Он короткий, – успокоил парень. – Японец говорит: русский язык изучить очень легко. В день запоминай по два слова и в конце года у тебя будет 730 слов и все они тут, – парень постучал себя по голове, – в зопе.
Федосов хохотнул, парень довольный, убежал по отделам разносить анекдот. А Смолев поморщился: – Он вчера его рассказывал.
– У Мюнхгаузена на каждый день был запланирован подвиг, а у Фимы – анекдот, – пояснил Федосов, – значит, на неделю не хватило.
Анекдотист словно слышал, что речь в отделе информации идёт о нём. Опять заскочил к ним:
– Армянское радио, парни. Только что рассказали. Вопрос поступил на армянское радио: правда ли, что Акопян выиграл по лотерее автомобиль «Волга»?
Ответ:
– Правда! Только не Акопян, а Григорян, и не «Волгу», а «Победу», и не автомобиль, а часы, и не по лотерее, а в преферанс, и не выиграл, а проиграл.
Грохнул смех. Фима, довольный, убежал разносить анекдот армянского радио.
Наконец, вернулся явно довольный Жека.
–Ну что, огрёб капитал? – спросил его Федосов.
– Огрёб, – откликнулся Жека.
– Ты бы хоть с барышней познакомил нас, – упрекнул Жеку Олег Смолев.
– Тайка, – пренебрежительно кинул Жека.– Из Несваричей.
– Разве так знакомят? – поморщился Олег.
– Тая. Таисья, – представилась Тая.
– Вон какое красивое имя – Таисья, Таис, а ты Тайка, – поморщился Олег.
– Да где уж, просто Тая, – засмущалась она. Олег взял её руку и поцеловал, вогнав Таю в краску. А Олег Семёнович, ощутив неожиданно жёсткую Таину ладонь, подумал, что, наверное, не боятся никакой работы эти ладошки, и ему стало стыдно за свои интеллигентско мягкие изнеженные руки.
В гонорарный день в отделе информации к вечеру возникали в головах сотрудников «соображения» о том, что надо это событие отметить. А вот с исполнителем всегда возникали затруднения. Вроде заведующему Федосову бежать за водкой, чтоб поить своих подчинённых, было не с руки, а остальные готовности не изъявляли.
– Я досыл готовлю с футбольного матча, – оборонил себя курчавый писака Федя Долгих.
– Все говорят, что я чесун, – упрекнул самого себя Олег Смолев. – У меня полгорода знакомых. Встретишь – выслушай, сам о себе расскажи. Час пройдёт, пока я вернусь.
– У нас же есть удивительно молодой, быстроногий, как олень, нештатный стажёр Евгений Тютрин. А стажёр по договору обязан бегать за водкой, пока его не примут в штат, – сделал открытие Костя Федосов.
Жека, видимо, знал о таком негласном стажёрском договоре, послушно сгрёб выложенные на краю стола рублёвки, взял синий федосовский портфель и, словно забыв о Тайке, двинулся в ближайший магазин. Судя по всему, он привык к исполнению этих обязанностей – доставлять в гонорарный день выпивку и закусь. В редакции ему же полагалось нарезать хлеб, выложить на тарелке с возможным изяществом огурцы и кильку. Больше-то на оставшиеся после покупки водки копейки ничего не возьмёшь.
Когда выстроилась разномастная посуда, жаждущая заполнения, Олег Смолев достал из ящика стола филигранную металлическую рюмочку, дунул в неё, протёр куском бумаги.
– Это вам, – сказал он Тае.
– Да что вы, зачем? Я не буду пить, – закрутила она головой, но благодарно посмотрела на заботливого человека.
– Журналист выпивший – это его рабочее состояние, – деловито поднял Константин Федосов алюминиевую завотдельскую кружку, и схватив измождённый солёный огурец, отправил в рот.
Второй тост предложил Жека за здоровье, а бывший моряк Федя Долгих вспомнил о страждущих матросах и сказал со значением:
– За тех, кто на вахте и кто на гауптвахте.
Олег Смолев к третьему тосту подбирался философски долго:
– Есть женщины, с которыми хочется выпить, а есть такие, за которых непременно надо выпить. А у нас сегодня гостья Таечка Нежданова. За её глаза надо особо выпить. Помните Лев Толстой в «Воскресении» сравнивал глаза Катюши Масловой с мокрой чёрной смородиной. А у Таечки глаза такие, что я не знаю, с чем и сравнить. Гораздо красивей смородины.
– Короче, за несравненные глаза, – прогудел Костя Федосов. – Неплохо звучит. Поехали!
– Вот именно: за несравненные, – подхватил Федя Долгих и затянул, – эти глаза напротив.
Тая смутилась:
– Да что вы, глаза, как глаза. Наговорите, – отмахнулась она.
Жеке понравилось, что Таины глаза привлекли такое внимание и начал тщеславно нашёптывать Косте Федосову:
– Она, как кошка, меня любит. Специально из своих Несваричей ко мне прикатила.
– Молоток, – коротко одобрил Жеку Костя Федосов.