Взятие Крутоторска
Шрифт:
Тая недоумённо думала о себе: неужели безвыходность вовсе доконает её и возбудит отвращение к жизни? Нет, надо как-то справляться с обстоятельствами и с самой собой. А как справляться? Где выход? Теперь без денег в Эстонию не поедешь. И перехватить их негде. Возвращаться домой, в Несваричи, стыдно. Всё прокутила и домой прикатила. Тая ходила по городу, читала объявления, куда можно устроиться на работу. Звали во многие места. Но ей надо было найти такой завод или фабрику, где бы предоставлялось общежитие.
И вот наконец объявление: требуются рабочие на комбинат «Искож».
Она забрала свой чемоданишко и папку, сказала сестре Жеки Тоне, что уезжает в Эстонию. Там ей сулят и хорошую работу, и общежитие. Подруга там.
Села в троллейбус и покатила вовсе не на юг, в сторону вокзала, а наоборот, на север, где спасительный и долгожданный комбинат «Искож». И пусть не ищет её Жека, потому что ничего, кроме обиды, не осталось в её памяти от его вероломной любви и неприкаянного совместного житья. Тем более, что не понимала она: любил он её или просто смеялся. А ей зачем такая жизнь?
Свадьба с живым приданым
От кого-то из знакомых Тая знала, что работающие на комбинате «Искож» ходят всегда с подведёнными траурными глазами, потому что сажи там, как в дымовой печной трубе. И как же она была обрадована, попав в цех по изготовлению кирзы, что можно в общежитие возвращаться с девственно чистым воротничком фирменной кофточки. Однако запах ацетона и резиновых смесей преследовал её повсюду. Аллергия была у неё на них. Операцию по сшиву полос корда освоила быстро. Даже чуть рационализатором не стала, когда предложила сделать полочку-подставку для заготовок. С полочкой-то удобнее и быстрее получается. Работа спорится.
– Соображаешь, – похвалила её мастер Дарья Савельевна Садакова.
А ещё успела поступить Тая в механико-технологический техникум и теперь по утрам после ночной смены и вечером после дневной добирала знаний о станках и кожезаменителях. Правда, спать после работы хотелось. Клевала носом, буквы в конспектах съезжали по странице вниз и замирали, уткнувшись в край листа. Преподаватели не сердились – понимали, каково после смены учиться.
А подбивала Таю на учёбу всё та же мастер Дарья Савельевна, окончившая этот техникум. Хорошо, что в общежитии Тая попала в её комнату и под её опеку.
У этой спокойной женщины с уверенной твёрдой походкой, казалось, в жизни всё было предопределено и ей хотелось, чтобы другие люди жили тоже по твёрдому распорядку. Тогда не будет сбоев, неожиданных происшествий и, не дай Бог, ЧП.
Забранные в валик на затылке русые волосы, усмешливый взгляд серых живых глаз делали её похожей на учительницу. На комбинате в цехе она могла придраться, отчитать за брак. В общежитии преображалась. Распустив льющиеся шёлком волосы, схватывала их резинкой, накидывала халатик, подчёркивающий стать, и уже могла похохотать, пустить анекдотец, пооткровенничать. Недаром некоторые о ней говорили – «в доску свой парень».
Тут она была Дашкой, у которой можно денег перехватить, поплакать в передник, посплетничать, помечтать о летнем отпуске где-нибудь в Крыму или даже о поездке по турпутёвке в Болгарию. Во все эти места Даша успела съездить и даже побывала в капиталистической Италии, где произошёл с ней презабавный случай. На скудные туристические денежки мечтала купить она модный кожаный пиджак и, конечно, учила слова, как обратиться к продавцу, сколько стоит облюбованное кожаное чудо. И всё вроде складывалось нормально. Только вместо слов: куанто коста? (сколько стоит?) в неё сорвалось с языка в магазине:
– Коза ностра, – а это мафия. Продавцы полезли под прилавок.
– И из вип-персоны – желанного покупателя – я превратилась во влип-персону – мафиози. В общем, влипла.
– Ой, боязно да и расходно ехать далеко-то, – вздыхали работницы постарше. – Лучше в нашу Боровицу.
– Ерунда, – отрезала Даша. – На Дальнем Востоке говорят: 100 рублей – не деньги, 100 километров – не расстояние, 100 граммов – не выпивка. Пока молода, надо ездить.
Тайкой Даша была недовольна:
– Ты чего такая худючая-то? Скелет на палочках. Ешь пуще, как у меня мама говорит. Парни-то не собаки, на кости не бросаются, – поучала она Таю.
– Не в коня корм, – оправдывалась та, не вдаваясь в подробности своей, как она считала, незадавшейся жизни.
Подбивали клинья к Даше многие видные парни и, говорят, начальник цеха был неравнодушен к ней, но она умела отшить любого. У неё заканчивал авиационный институт муж Андрюша в Москве, и она ждала, куда он получит распределение. Туда и придётся ехать. У него-то профессия поважнее.
Конечно, Даша взяла шефство над Таей. И та с удовольствием подчинилась соседке. Кровать заправляла, как она, над кроватью коврик повесила, как у неё. Единственно, что было сделано по-своему, – это рисунки в простенке и портрет персиянки Сати, который сразу бросался в глаза.
– Не бабушка твоя? – спросила Дарья Савельевна. – Красивая девушка.
– Да нет. Потом как-нибудь расскажу, кто это, – пообещала Тая, стесняясь своей детской фантазии.
Ещё висела у Даши над кроватью вполне приличная гитара. Иногда она играла для Таи и для себя песни. А даже охальноватые куплеты, вроде той же «Новобранцы»:
С деревьев листья облетают
(прямо наземь),
Пришла осенняя пора
(ёксель-моксель),
Ребят всех в армию забрали
(хулиганов),
И настала очередь моя
(главаря).
И вот приносят мне повестку
(на бумаге, на газетной),
Явиться в райвоенкомат
(в восемь тридцать,
можно позже,
с сухарями,
кружка сбоку).
Маманя в обморок упала
(с печки на пол, вверх ногами),
Сестра сметану пролила
(тоже на пол. Вот растяпа).
Дашу с гитарой приглашали на вечеринки, дни рождения и даже свадьбы.
– Уносить свои гитары нам придётся всё равно, – словами из песни обречённо объясняла она, снимая с гвоздя инструмент. И тогда Тайка оставалась вечером одна, хотя Даша звала её с собой. Тая боялась попасть на визгливые шумные застолья, где девчонки ведут себя развязно, парни лапаются и прижимаются без стеснения. Все же тут свои, а она вроде со стороны.