Я Береза, как слышите меня
Шрифт:
– Катя!?
Оказалось, что она искала меня, одетую в военную форму, а я ее красавицу смолянку с пышной прической, с блестящими синими глазами и гордой статью... Опять были слезы. Она схватила меня за руку и повела в глубь вокзала. Мы нашли свободную скамейку, сели и Катя рассказала, что Васю судила "тройка", приговорила к десяти годам заключения, приписав ему шпионаж и связь с английской разведкой. Его статья в "Экономической газете" была, якобы, перепечатана англичанами и этим он выдал какую-то государственную тайну...
– Десять лет! За что?
– всхлипывая, говорила Катя.
– Нюрочка, родненькая, ты, пожалуйста, больше
– плакала Катя. Плакала и я. Мы расстались...
Куда мне было податься? К Виктору в авиачасть?
– ни за что в таком-то виде... В аэроклуб?
– Нет! На Метрострой?
– Нет!
Под сожалеющие взгляды, чтобы все напоминало о самом счастливом времени, о дерзновенных мечтах, чтобы каждый намек о прошлом травил душу? Нет! Может, потом, а сейчас?.. Куда глаза глядят!
Вот в расписании поезд, который довезет меня до брата Алексея. Значит в этот город...
Поезд плелся, спотыкаясь на каждом полустанке, и от того колеса отстукивали не весело, а тоскливо: "пло-хо те-бе... пло-хо те-бе"...
В городе Себеж брата не оказалось, его перевели на новое место службы. Переночевала я там у соседей, а утром опять в путь. Денег в кошельке у меня оставалось только двенадцать рублей. Не хватало двух рублей до городка, где работал мой брат Леша. Ничего. Купила билет на все деньги, а то, что одну станцию не доеду - не беда - дойду.
Еду опять в общем вагоне и опять на верхней полке. Чтобы не плакать, прислушиваясь к стуку колес: "ку-да ед-шь... ку-да ед-ешь... ", а затем колеса сменили свою "песню" на другую: "Где-е твоя во-ля, где-е твоя во-ля... "
Воля, воля... Неужели у меня ее нет? Если есть, то почему я лежу вот такпластом на полке и ничего не хочу предпринять? Почему не борюсь за свое право летать?.. Вспомнились слова любимого всей молодежью первого секретаря ЦК ВЛКСМ Саши Косырева:
"Ни когда не отступайтесь от задуманного. Смело и гордо идите вперед... "
– Смело и гордо идите вперед!
– повторила я, и в этот момент состав вздрогнув всем своим длинным, неуклюжим телом, остановился, словно предоставил мне право выбора.
– Где это мы стоим?
– свесив голову вниз, спросила я.
– Чай Смоленск, - ответил мужчина.
– Сколько стоим?
– Минут тридцать, не менее...
Неожиданно для соседей по вагону я ловко соскочила с полки, накинула пальтишко, подхватила чемодан и - к выходу.
Мужчина, сидевший на нижней полке, переглянулся с попутчиком и произнес сочувственно:
– Как есть не в своем уме...
На что тот заметил:
– Может стибрила что?
– Тьфу ты, окаянный, - старушка сплюнула с досады, - зачем напраслину наводишь?..
Сам
Поезд ушел. В то время, когда он вильнул за последний смоленский семафор, я подходила к зданию обкома комсомола. Зимний рассвет едва только начинал подсинивать белые стены домов древнего города и, естественно, обкомовские двери были на запоре. Потолкавшись у входа и сильно продрогнув, я пустилась трусцой по улице. Добежала до афишной тумбы. Затем обратно. И так несколько раз, пока приятное тепло не растеклось по всему телу. А время шло. Город постепенно менял окраску, синие тона сменились розовыми. Начинался день. Вот уже где то совсем рядом прогромыхал первый трамвай, прогудел первый грузовик. Открылась и заветная дверь. Вместе с первыми посетителями ворвалась в обком и я. Сунула голову в одну комнату, в другую - не то.
– Где тут у вас секретарь помещается?
– требовательным голосом спросила я у какого-то тщедушного парнишки в очках, важно шествовавшего с большущим кожаным портфелем по коридору. Тот глянул удивленно на меня по верх очков: кому это сразу "сам" потребовался? Но, уловив в моем лице и взгляде настойчивость, выяснять не стал, а просто сказал:
– Там, за углом обитая черным дерматином дверь...
Маленькая пухленькая секретарша грудью преградила мне ту дверь, но и тут не то мой вид, не то взгляд, не то рост заставили ее уступить мне дорогу к заветной двери. Воспользовавшись этим, я решительно переступила порог, и сразу со входа, боясь как бы меня не остановили, залпом выпалила:
– Мне нужна работа и жилье. И как можно быстрее!
Молодой человек, сидящей за большим письменным столом, удивленно сквозь очки посмотрел на меня, приподняв голову.
– Ты, собственно, по какому делу, товарищ?
– Дело мое не терпит отлагательства...
И страшно волнуясь, а оттого путаясь, я стала рассказывать о себе. О метро, об аэроклубе, о летнем училище, о брате... Ничего не скрывая, ничего не тая - как на духу. Секретарь слушал молча, в его взгляде виделась живая заинтересованность. По мере того, что он узнавал, в нем отражалось и теплое участие. Он понимал, как мне показалось, что отстранили девушку от любимого дела. И не просто девушку, а комсомолку, овладевавшую сложным летным мастерством. Большая война стояла на пороге. Крепила свою оборону и страна Советов. Невиданными темпами развивалась индустрия, перевооружалась армия. Обо всем этом прекрасно знал секретарь обкома и, слушая мой сбивчивый рассказ, все более удивлялся: как могли учлета без всяких причин снять с самолета в то самое время, когда так требуются летные кадры, когда Осоавиахим не успевает готовить курсантов для военных училищ, когда программа допризывной подготовки напряжена до предела!..
– Документы у тебя какие при себе?
– Вот, - я положила на стол паспорт, комсомольский билет, красную книжечку - благодарность от правительства за строительство метро, первой очереди и справку о том, что я закончила планерную и летную подготовку в аэроклубе.
Читая документы, секретарь задавал мне вопросы, как бы невзначай сам отвечал, сочувствовал, куда-то звонил, кого-то вызывал к себе, а я сидела на диване и... плакала.
– Ну, а наших ребят сумеешь учить планерному делу?
– Конечно, смогу!
– Отлично. Мандаты у тебя подходящие.
У меня даже дыхание остановилось.
– Ну, рева, пойдем обедать, - слышу его насмешливый голос, обращенный ко мне.
– Спасибо, не хочу!
– Пойдем, пойдем, - он потянул меня за руку.
После обеда, увидев мой пустой кошелек, одолжил двадцать пять рублей до первой получки.
– Ты вроде бы работой и жильем интересовалась?
– в голосе секретаря веселое лукавство.
– Мы тебя тут, пока ты ревела, просватали на Смоленский льнокомбинат счетоводом. Будешь сальдо бульдо подбивать. Планерную школу организуешь. На комбинате коллектив боевой, молодежный. Езжай прямо в отдел кадров. Я об всем договорился. А как устроишься, иди в аэроклуб к комиссару, там, я слышал, есть тренировочный отряд для тех, кто уже закончил пилотскую подготовку. У тебя сколько братьев?
– неожиданно спросил секретарь.