Я Береза, как слышите меня
Шрифт:
Да... Так вот продолжу свои "хождения по мукам", на десятые сутки пребывания в "Смерше" мое терпение лопнуло. Я встала с топчана и молча направилась к выходу, а там по широкой лестнице прямо на второй этаж к тому майору.
– Стой б... ! Стрелять буду!
– тонко так намекнул мне охранник и бросился в мою сторону. Но я продолжала подниматься по лестнице почти бегом. Откуда только силы-то взялись?.. Кажется, в восемнадцатом веке англичанин Джон Брамден заметил: "Бойтесь гнева терпеливого человека". Верно заметил...
Я быстро открыла дверь и
– Когда прекратите издеваться?.. Убейте меня, но издеваться не позволю!..
Очнулась. Лежу на полу на ковре. Рядом стоит стакан с водой. В комнате никого нет. Я тихонько поднялась, выпила водички и села на диван, стоявший у дальней стены. Потом дверь открылась вошел майор Федоров. Я уже знала его фамилию.
– Успокоились?
– спросил меня вежливо.
Я промолчала.
– Вот дней девять тому назад вас разыскивали бывшие пленные Кюстринского лагеря "ЗЦ" - врачи. Они написали все, что о вас знают. Как вы попали в плен, как вели себя и как они лечили вас. Просили вас отпустить с ними вместе на проверку в лагерь в Ландсберг, но мы тогда не могли этого сделать. Уж очень подозрительно - в таком аду сохранить ордена и - больше того - партийный билет!.. Короче, мы вас отпускаем. Проверили. Если хотите, оставайтесь у нас работать...
– Нет, нет, - поторопилась сказать я.
– Хочу в свой полк. Он где-то здесь воюет на этом направлении...
– Можете идти, куда хотите, - отрезал майор.
– А как же я пойду без справки? Меня тут же заберут и обратно куда-нибудь - упрячут...
– Справок мы не даем! Если хотите в свой полк, то советую выйти к контрольному пункту на дорогу и попросить, чтобы вас подвезли, куда следует.
– Вы издевались надо мной, майор, а теперь смеетесь! Вы видите: идти я почти не могу и кто меня посадит на машину без документов? Дайте мне справку и довезите до КП - Христом Богом прошу!
Майор смилостивился, дал мне справку, мол, такая-то прошла проверку. Потом он приказал довезти меня на повозке до контрольного пункта. Там подсказали, где находится штаб 16-й воздушной армии и посадили на попутную машину.
В отделе кадров армии меня сразу же определили в армейский "Смерш".
– Будем делать запрос в 34-й стрелковый корпус 5-ой ударной армии, где вы проходили проверку, - сказали и отвели жилье - комнату со всеми удобствами и питанием в офицерской столовой. Жена начальника "Смерш" принесла мне журналы, книги - читай себе, почитывай...
Приходили какие-то женщины, офицеры штаба армии, летчики... Поздравляли меня с возвращением с того света, что-то дарили. У меня уже скопилась целая куча каких-то вещей, и кто-то, помню, пошутил:
– Вот вы, товарищ Егорова, в аду побывали, теперь вам рай уготован...
А однажды пожаловал капитан Цехоня. К сожалению, я не помню ни имени его, ни отчества. А вот доброту его во век не забуду! До штабной работы в 16-й воздушной армии он служил в нашем 805-ом штурмовом авиаполку адъютантом 3-ей эскадрильи. Была такая должность, теперь - начальник штаба эскадрильи. Будучи замкомэска 3-ей эскадрильи, я его часто ругала за всякие "мелочи", хотя говорят, что в авиации мелочей нет. Цехоня не сердился на меня, или делал вид, что не сердится, но ошибок не повторял. И вот теперь пришел навестить меня, узнав, что я нашлась, живая. Он принес мне в дар какие-то красивые платья и сказал:
– Собрал посылку жене, а вот узнал, что ты жива, принес тебе...
– Зачем мне платья?
– настороженно спросила я.
– Наверное, мне дадут вещевики гимнастерку с юбкой?..
– Тебе лечиться надо, Анночка, - ласково сказал Цехоня, - и начал искать по карманам носовой платок...
В полку мое письмо получили. Сообщили в дивизию, мол, жива и находится на нашем участке фронта. Командир дивизии полковник В.А.Тимофеев приказал тогда замполиту нашего полка Д.П.Швидкому срочно снарядить "экспедицию" на поиски меня. И вот наша встреча в отделе кадров 16-й воздушной армии.
... Я сидела на скамеечке, ожидая вызова. Рядом со мной лежал костыль, помогающий передвигаться, соломенная сумочка с эмблемой ВВС и моими инициалами - "А.Е". Эту сумочку мне сплели летчики узники Кюстринского лагеря (сейчас она хранится в Центральном музее Вооруженных Сил РФ). Швидкий увидел меня первым. Выскочив из машины, с раскинутыми в стороны руками он бросился ко мне. А я что-то не сразу узнала его: небольшого роста, в меховом комбинезоне и унтах, на голове шапка-ушанка - ну, как медвежонок.
Фамилия Швидкий очень соответствовала характеру Дмитрия Поликарповича. Он быстро поцеловал меня, всхлипнул носом и побежал оформлять мои документы - с тем, чтобы сразу же увезти меня в полк.
Подошла и группа автоматчиков, сопровождавших замполита. Они шумно здоровались со мной, наперебой рассказывали новости полка, и только один стоял в стороне и, не скрывая своего горя, плакал, повторяя: "А Дуся погибла...". Я внимательно посмотрела на плачущего и узнала в нем воздушного стрелка Сережу, о котором так печалилась Дуся. Она и бомбы противотанковые укладывала в свою кабину - в последнем вылете, - чтобы мстить за Сережу...
Верная гадалка
Письмо от меня в те дни получила и моя мама - его отослали из лагеря танкисты, освободившие нас. Получила, прочитала несколько раз, перекрестилась и решила, что сходит с ума. Ведь была похоронка, была назначена пенсия вместо аттестата, была верная гадалка и, наконец, были отпевание в церкви и запись в поминальнике за упокой души воина Анны... Схожу с ума, окончательно решила мама, еще раз перекрестилась и направилась к соседке. Там, протягивая письмо ее сыну, стала просить:
– Толюшка, почитай! Что-то мне мерещится...
Оказывается, когда маме принесли похоронную на меня, она от горя слегла, но в гибель мою верить не хотела. Кто-то из деревенских ей доверительно сказал, что есть очень верная гадалка, которая дорого берет, но гадает только правду и только правду. Предупредили, что за гадание гадалка берет дорого. Мама собрала вещички, кое-какие деньги и написала записку старшей дочери в Кувшиново, где та работала и жила с семьей: "Манюшка! Ты мне очень нужна на сутки, отпросись на работе и приходи с ночевкой".