Я бил «сталинских соколов»
Шрифт:
Через два дня, 10 марта, старший сержант Мяйтталя взлетел вместе с лейтенантом Валли, чтобы сопровождать наш трофей - фоторазведчик Пе-2.
Мяйтталя полетел на моем самолете МТ-222, он вступил в бой с двумя истребителями, в то время как Валли продолжал сопровождать разведчик. Похоже, у Мяйтталя начались проблемы с кислородом, потому что он спикировал с высоты 23 000 футов до 3000 футов, где пришел в сознание и начал выводить истребитель из пике. Но истребитель не выдержал резкого маневра, у него отломился хвост, и он на огромной скорости врезался в землю. Пилот просто не мог спастись
Эскадрилья «Брюстеров» также получила самолеты Me-109G-2, и мы начали ознакомительные тренировки, чтобы они смогли привыкнуть к новому истребителю. Во время учебы произошел трагический инцидент, когда погиб молодой младший лейтенант Рейно Виртанен, а я потерял мой третий истребитель.
Молодой пилот уже совершил несколько вылетов, когда он поднялся в воздух на моем самолете. У него начались проблемы с мотором, и он попытался совершить вынужденную посадку. Но ему не хватило скорости, и самолет упал на самом краю летного поля. Пилот погиб на месте, а самолет был полностью разрушен.
В промежутках между учебными полетами мы проводили обычные разведывательные полеты и сопровождали фоторазведчики.
Однажды утром наш наблюдательный пост в Севйвасто сообщил, что несколько советских аэросаней идут по льду вдоль нашего берега. Я вылетел вместе с Лённфорсом, чтобы посмотреть, что это такое. Мы обнаружили два аппарата и оба уничтожили.
В целом активность советской авиации постепенно нарастала, и мы понимали, что готовится нечто крупное, поэтому нам предстояли новые серьезные бои. Кроме того, мы начали сталкиваться с новыми советскими истребителями Як-9, которые летали вместе с проверенными и надежными Ла-5. Наши пилоты, которые сражались с ними, говорили, что новый истребитель более маневренный, чем наши «мессеры», но в целом это самолет примерно такого же класса.
25 марта в промежутке между тренировочными полетами мы взлетели по тревоге, и нас направили проверить, что противник затеял у побережья Финского залива.
Мы оказались в воздухе раньше, чем перестала орать сирена тревоги, и направились к Ино - Паппа Туркка, Уркки Лехто, ну и я тоже. В воздухе над Ино к моменту нашего прибытия, разумеется, уже никого не было, поэтому мы развернулись и полетели к Кронштадту, чтобы осмотреть этот район. Мы не потратили слишком много времени, так как уже рядом с маяком Толли встретили два истребителя Ла-5. Я атаковал немедленно вражеского лидера и приказал моим парням заняться ведомым, который бросил командира и резко спикировал влево, пытаясь уйти.
Моя цель тоже попыталась оторваться и уйти под прикрытие зенитных батарей крепости. Однако я превратил свое превосходство в высоте в преимущество в скорости и сразу догнал его. Я открыл огонь с дистанции 100 метров в плавном развороте, надеясь втянуть его в бой на виражах, который, как мне казалось, в данном случае будет для меня самым выгодным.
Но, судя по всему, я прицелился слишком хорошо, так как вражеский самолет немедленно задымился. Истребитель пошел вниз, падая почти вертикально, и врезался в ледовое поле между Кронштадтом и Петергофом, пробил его и исчез в воде.
Другой Ла-5 сумел ускользнуть под прикрытие зенитной артиллерии. Я знал, что моя цель принадлежала полку Ковалева, потому что самолет имел белый руль. После возвращения домой парни из службы радиоперехвата сообщили мне, что сбитый истребитель имел бортовой номер 73 и его пилотировал младший лейтенант Еремеев.
Иногда уничтожать цели было очень легко. Казалось, единственное, что необходимо, - это прицелиться во вражеский самолет, а дальше он сам упадет. Временами создавалось ощущение, что цель сама нарывается на твою очередь и можно стрелять с закрытыми глазами. В случае с погибшим младшим лейтенантом дело обстояло именно так.
В поселке Медный Завод русские подняли аэростат, с помощью которого корректировали артогонь, что вызвало серьезную тревогу у армейцев. Они попросили нас уничтожить аэростат. Мы хорошо понимали их опасения, однако операция оказалась далеко не простой.
С точки зрения тактики требовалось атаковать аэростат на высокой скорости, поджечь его и молниеносно исчезнуть. Однако рядом с аэростатами обычно располагалось множество зенитных батарей, и атака подобной цели была связана с серьезным риском.
Мы долго подкарауливали этот аэростат, но обычно его успевали опустить раньше, чем мы прилетим. Как только мы поднимались на высоту более 600 футов, вражеский радар тут же обнаруживал нас, и команда аэростата вовремя получала предупреждение.
Поэтому мы решили изменить тактику, хотя это было связано с дополнительным риском. Когда в следующий раз аэростат поднялся, мы с Пекури взлетели, но держались над самыми верхушками деревьев. Мы пересекли линию фронта на высоте буквально два метра, перепрыгивая через заграждения из колючей проволоки. Мы помчались к холмам возле Медного Завода, дав полный газ, в надежде поймать-таки проклятый аэростат. Увы, напрасно. Зато русские зенитки обрушились на нас из десятков стволов со всех направлений.
Снаряд 40-мм орудия взорвался в фюзеляже истребителя Пекури возле национальной эмблемы, почти переломив самолет надвое. Я дернулся в сторону, чтобы уйти от зениток, но как там Пекури? Добраться до своей территории через линию фронта было не так просто. Рация Пекури была повреждена, поэтому я не мог с ним связаться.
В боковой поверхности фюзеляжа зияла огромная дыра. Листы обшивки торчали из брюха самолета вниз, как створки открытого бомболюка. Я передал на аэродром, чтобы готовились аварийная команда и «Скорая помощь» и дежурили у середины полосы. Я опасался, что фюзеляж переломится при посадке, поэтому им следовало находиться поближе.
Когда мы подлетели к аэродрому, все было готово. Пекури, сосредоточенный до предела, выполнил столь четкую посадку, что даже трава, мокрая после дождя, не стряхнула капли воды. Фюзеляж выдержал, хотя и прогнулся слегка. Если бы посадка была хоть чуть-чуть более грубой, самолет наверняка разбился бы и судьба пилота могла оказаться печальной.
В апреле наступила небольшая передышка, авиация русских вела себя пассивно. Мы совершили лишь несколько вылетов на перехват противника, но русские каждый раз улетали прочь, не давая нам завязать бой.