Я буду первым
Шрифт:
— Там делов на полчаса, — Каров решил не обращать внимания на Комиссара и принялся перевязывать рану друга. — Мало ли чего она хочет или не хочет. Давай я прооперирую?
— Ева поехала за вещами для Артёма, к вечеру вернётся. Займись ей, — согласился Кристофер, осмотрел свежую перевязку и надел на голое тело белый халат.
— А сам?
— Боюсь, рука дрогнет и отрежу ей что-нибудь… язык, например, — пробурчал он и вышел из кабинета.
Каров тихо рассмеялся, отвернулся от двери и замер. За его столом сидела Комиссар. Она лениво просматривала его
— Добрый день, миссис.
— Тогда уж мисс, — тихо ответила она, переключая своё внимание на бумаги на столе. — Что с Охотником?
— Ранен, — коротко ответил Каров.
— Серьёзно?
— Нет, но его другу повезло меньше.
— Другу? — подняла девушка голову.
— Охотник из Варшавы в коме.
— Он ему не друг, а брат! — резко ответила Комиссар. — Охотники — одна семья! Я извещу Семью о произошедшей трагедии, ему окажут помощь, — добавила она уже тише.
— Спасибо.
— За что? — изумилась она и скривила губы в брезгливой улыбке. — Джинн, я не верю в твой альтруизм, если Моро не желает выполнять свой долг, его выполнит другой Охотник.
— Вы знаете, где меня найти, — сказал он уже в спину девушке.
Она остановилась у двери и оглянулась:
— Маленький Моро в двести пятой палате? Я хочу увидеть его.
— Прошу вас, не беспокойте мальчика, он болен, — попытался возразить джинн, но Комиссара это не волновало, она вышла из кабинета и растворилась в коридоре.
Ситуация оборачивалась крайне неприятной стороной Мало того что Охотник узнал, что она ведьма, и не переносит на дух её присутствия, но Артём… он такой маленький, беспомощный, как будто выброшен на пустынный берег и не знает, куда идти, цепляется за того, кому верит.
Но странно, почему он доверился совершенно незнакомой женщине?
Ведь Дарья, например, уже давно рядом с ним. Весьма приятная женщина, добрая, общительная, но она никто для Артёма.
Ева последний раз осмотрела шкаф с вещами и положила в сумку ещё один комплект пижамы. Посмотрела на игрушки. Брать много с собой не стоит, но и сидеть без дела скучно… Взяла самые любимые и альбом с карандашами, обернулась к двери и испуганно вздрогнула.
— Моро! Ты ненормальный! — возмутилась Ева, подбирая с пола уроненные пакеты и глядя гневными глазами на мужчину. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку и сложив руки на груди. Рельефный торс и мускулы угадывались сквозь тонкую рубашку, и ничего не выражающий взгляд.
— Мне нужно было известить тебя о том, что я пришёл в свой дом?
— Ты понял, о чём я, — пробубнила Ева, отдавая Кристоферу сумку с вещами и игрушки и проходя в соседнюю комнату. — Ты спросил у Анатолия Петровича, сколько Артёму нужно будет провести в стационаре?
— Ты не должна была привозить его.
— Кристофер, у твоего сына пневмония, а ты сражался с, как ты выразился, тварью. Я не знала, можно ли тебе звонить, вдруг отвлеку в самый неподходящий момент. И потом, ты сам мог дать знать о себе, руки, ноги на месте. Знал же, что Артём переохладился сильно.
Ева достала из-под подушки ночнушку, сняла со стула халат, аккуратно сложила и положила их в белый саквояж. Пошла в ванную комнату за зубной щёткой и пастой.
— Теперь все в центре будут знать, что у меня есть сын, — мрачно сказал Кристофер, совсем не подумав.
Ева изумлённо выглянула из ванной:
— Ты его стесняешься?
— Нет! — возмутился он.
— Кристофер, Артём — чудесный мальчик. Произошедшая трагедия отдалила вас, но так будет не всегда. Да и ты сам ведёшь себя неправильно.
— Поучи меня ещё, Барби! — огрызнулся он.
— Охотник, если сын тебе в тягость, Семья позаботится о нём… — начала говорить Ева, но уже через мгновение лежала на ковре, придавленная тяжёлым телом, а железные тиски на горле мешали вдохнуть.
Кристофер смотрел в перепуганные глаза Евы, чувствовал, как она сжалась, как сердце её забилось чаще. Белые кудри разметались по синему ковру с вышитыми цветами лилий, а изящные пальчики вцепились в мужскую руку, напрягшуюся до предела. Одно движение руки, и тонкая шея сломается. Он наклонился и коснулся губами уголка глаза, где уже зарождалась слеза. Опустился к мягкой щеке, губам.
— Убери руки, — прошептала Ева, и Кристофер тут же отстранился, злясь на себя за импульсивность. Горячая кровь Охотника всему виной.
Ева резко поднялась на ноги и отошла на два шага назад:
— Моро, ты ставишь меня в затруднительное положение. Я хочу помочь Артёму, но также сильно желаю находиться подальше от тебя.
— Боишься за свою жизнь или честь? — язвительно поинтересовался он.
— А хотя, постой, свою честь ты уже потеряла.
Ева сжала губы.
— Да будет тебе известно, Моро, в моей жизни было всего двое мужчин. Да! Они Охотники! — выкрикнула она сквозь слёзы. — Эрика растерзала стая оборотней накануне нашей свадьбы, а второй отказывается отпускать и уже заявил на меня свои права, словно я вещь, хорошо зная, что, кроме фамилии отца, у меня ничего не осталось! Я ненавижу вас! — закричала Ева, пятясь назад. Упёрлась в стену и опустилась на пол, закрыв лицо руками. — Ещё год, два, и моя дрянная кровь даст о себе знать, — сказала она тихо. — И он меня убьёт и проклянёт тот день, когда познакомился с ведьмой. А может, я и сама брошусь на его меч.
Кристофер смотрел на маленькую фигурку девушки, сотрясающуюся от плача, и не знал, что сказать. Что быть ведьмой — это не проклятье? Что он не позволит неизвестному Охотнику убить её? Глупо… Ничего не сказав, он развернулся и пошёл вниз, дав возможность Еве выплакаться и успокоиться.
Сварил кофе, заглянул в холодильник. Дарья не появлялась уже два дня, и это было видно по отсутствию еды. Хотя нет, Ева приготовила суп и пасту. Но есть не хотелось. Закрыл холодильник и достал овсяное печенье.