Я буду в маске
Шрифт:
– Это не сон… - прошептал он и улыбнулся.
Я не стала отвечать на очевидное, и, натянув одеяло до подбородка, повернулась к нему спиной. Лев придвинулся ко мне под одеялом, прислонился горячим телом. Все мои мышцы напряглись, готовясь к худшему… Ты же сдашься, Дашка! Причем без боя.
Я продолжала напрягаться, а Лев еще положил на меня руку, обнимая за живот. И впервые я не ощутила от его прикосновений провокации. Писатель ни на что не намекал, ничего этим не предлагал. Просто обнял.
А мне было просто приятно. И уютно. Я расслабленно улыбнулась, удивляясь
– Ты бы знала, как мне этого хотелось… - сказал Майский тихо, дыша мне в спину.
– Засыпать, обнимая любимого человека, - и Лев поцеловал меня в плечо, а потом уткнулся лицом в мою шею.
И все. Засопел. Едва слышно и ровно.
А я лежала молча и думала: неужели возможно ТАК притворяться?
Если да, то ради чего?
Все-таки удивительная вещь - сны. Вот бывает, ты спишь, и во сне тебе кажется, что все это происходит в действительности. И, как правило, это хорошие сны.
А бывает, наоборот, все происходящие с тобой в жизни тебе кажется сном. И, как правило, страшным.
Вот и я, проснувшись сегодня утром в гордом одиночестве, посчитала, что все случившее вчера было сном. Конечно же, кошмаром. Я лежала одна, привычно расположившись посередине своей большой кровати. За окном светило солнце: уже не такое ослепительное и тёплое, но довольно яркое для осени. Шторы, кстати, полностью открыты. А ночью, помнится, они хоть и не плотно, но были зашторены… Или не были? Чёрт, Дашка, так были или не были?
И был ли вчера Лев? И все то, что происходило. На кухне. До и после маминого появления… Настойка! Мы пили настойку. С мамой точно… А Майский мне привиделся?
Хоть бы привиделся…
Я поднялась с постели и, накинув халат, не застегивая, вышла из комнаты.
В столовой за многострадальным столом сидели двое мужчин - отец и Лев. Нет, Дашка, все-таки не приснилось. Вот он сидит, пьет кофе вместе с моим отцом.
Оба сидели ко мне боком, и я с удивлением заметила, что на Майском другая, не вчерашняя одежда. Чёрные спортивные брюки, в которых я узнала свой подарок отцу на последнее 23 февраля, и он их, кстати, ни разу не надевал, во всяком случае, я ни разу эти штаны на папе так и не увидела, и синяя фланелевая рубашка в клетку, полагаю, что тоже отцом не ношенная, ибо такая одежда не в папулином стиле.
Выглядел Лев странно оттого, что не привычно. Обычно одежда Майского более стильная и, полагаю, дорогая… А вот Эл предпочитал вообще не показывать одежду, скрывая ее за черным балахоном… Почему мне вспомнился Эл? Потому что сейчас Лев на себя не похож. Другой… Но зато так он смотрится по-домашнему. Просто и мило.
Первым меня увидел папа.
– Дашенька, - обратился он радостно. Лев тоже обернулся.
– Доброе утро. А мы тут… Знакомимся.
Продолжая пребывать под впечатлением от увиденного, я лишь молча кивнула и подошла к чайнику. Включила прибор и покосилась на часы на микроволновке: десять утра. Мама на работе… Стоп, а почему это Лев до сих пор не уехал? Леонид же велел ему сидеть в кресле директора строго с девяти до шести.
Я достала кружку с полки, насыпала заварку и, повернувшись к мужчинам, поинтересовалась у Майского-младшего:
–
– В моём присутствии там нет необходимости. Если будет что-то срочное, мне позвонят, - ответил Лев, резко поднялся со стула и, шагнув ко мне, поцеловал в щеку.
– Доброе утро, Даша. Ты всегда по утрам такая… официальная?
– Нет, только с малознакомыми людьми.
Брови отца тут же поползли вверх, он удивленно посмотрел на Майского, а Лев наигранно засмеялся и сказал:
– Ты ещё и шутишь.
Папа хмыкнул, одним глотком допил кофе и молча вышел на улицу. Я проводила родителя взглядом… Ну вот, никакой поддержки от них!
– Ты издеваешься надо мной, - чересчур спокойным и даже ласковым голосом подметил Лев.
– Наказываешь?
– я с улыбкой покачала головой. Тут вскипел чайник, я потянулась к нему рукой, чтобы налить, но Майский поймал меня за руку, прижал к себе и медленно зашептал: - Тогда зачем ты занимаешься со мной любовью, вот здесь, на этом столе, отдаваясь мне полностью и с таким диким желанием, - он сделал паузу, нагло погладил меня по груди, а я вздрогнула, мгновенно напрягаясь во всем теле.
– А потом делаешь вид, что это ничего не значит… - это был не вопрос. Это было утверждение.
И я не стала спорить:
– В этом твоя вина.
– Моя?
– Да… А точнее Эла, - отворачиваясь, ответила я. Мне не хотелось смотреть в глаза Майского. Мне не хотелось, чтобы он ко мне прикасался. Мне не хотелось ощущать необузданное желание, затуманивающее мой рассудок. Но мне очень хотелось ответить ему. Ответить честно.
– Он… приучил меня к твоему телу. Когда я понимаю что он рядом, я просто хочу. Хочу получать удовольствие… Я путаюсь в вас, бессознательно…
– Моя девочка, - сказал Лев голосом Эла и, коснувшись моего подбородка, повернул к себе лицом.
– Но я - это он. А он - это тоже я.
– Я ещё этого не поняла… В моей голове вы два разных человека, - я нахмурилась и добавила: - И с каждым из вас я попрощалась… Если моё поведение вчера ввело тебя в заблуждение, извини. Считай, что это Ди вернулась ненадолго… В клубе она попрощалась с Элом, а здесь с тобой.
Майский вдруг усмехнулся и, покачав головой, сказал:
– Даша, если ты меня вчера не услышала, я повторюсь - я лю-блю те-бя.
– Люби, - кивнула я.
– Но не заставляй меня отвечать взаимностью. Насильно мил… - он не дал мне договорить, наклонился и, не спрашивая разрешения, настойчиво поцеловал. Я же настойчиво сопротивлялась. И победила.
– Ничего. Я подожду, пока тебе не надоест, - сказал он, выпуская меня из своих объятий.
– Надоест что?
– не поняла я.
– Издеваться надо мной. И над собой.
Я закатила глаза, шагнула в сторону и, схватив чайник, наконец заварила себе чай. Поставив кружку на стол, я села, косясь на наглого писателя.
Вот он возомнил о себе, Дашка! А говорит как!.. Чёрт, хочется же верить… Хочется… Я потрясла головой и, помешивая ложкой чаинки в кружке, поинтересовалась у Льва: