Я буду в маске
Шрифт:
– Хорошо, - сказал Лев вдруг.
– Если ты мне докажешь, что не любишь меня, я оставлю тебя в покое. И уеду.
Я повернулась к нему вполоборота и удивленно спросила:
– Докажу?
– Да, - отозвался он и подошёл ко мне сзади. Прижался и, схватив меня обеими руками за грудь, начал интенсивно мять нежную часть моего тела. А его губы влажно поцеловали меня между лопаток… Я вздрогнула.
– Докажи мне, что не любишь… - прошептал он мне в ухо и, продолжая сжимать грудь левой рукой, правой, поглаживая мой живот, плавно опускал ладонь ниже…
Буквально через секунду его пальцы оказались на запретном
– Ну же… - шепнул он.
– Прогони меня.
А я закусила губу… ну же, Дашка, ну прогони его, оттолкни, ударь… Пошли подальше! Но я продолжала стоять, кусать губу и глубоко дышать. И каждый раз, делая вдох, содрогаться.
– Это не честно… - тихо, на выдохе сказала я.
– Тебе же нравится… - отозвался Лев, ускоряя движения пальцами. Мои губы слабо охнули.
– Нравится… Ты же хочешь, чтобы я касался тебя. Ласкал… Целовал. Вот так же хорошо? Ты и сама не прочь делать то же самое…
Мне нравится, да! Я хочу, да! И сама не прочь… Ох, Дашка. Глупая. Глупая и безвольная девочка.
Рука Льва замерла, так и не закончив начатое - в нескольких секундах от моего удовольствия… Я разочарованно простонала, а Майский развернул меня к себе лицом, притянул и поцеловал. В мой изнывающий от ожидания живот упиралось опять возбужденное мужское состояние… Лев целовал меня, ненасытно, упрямо, воспаленно. Я отвечала, игриво кусаясь и наглаживая его грудь. Руки Майского оказались на моей спине, а потом больно сжали ягодицы. Больно, но приятно.
– Что же ты молчишь, Дарья?
– спросил он ласково, прерывая сочный поцелуй.
– Ты не даёшь мне сказать… - нашла я оправдание и сама потянусь за продолжением. Майский усмехнулся и вернулся к моим губам. Поднял мое согласное, трепещущее тело и в два шага достиг дивана. Положил, одновременно устраиваясь сверху. Я и сама не поняла, как подняла ноги, подтягивая бедра к животу. Лев воспользовался этим, положил мои колени на свои плечи и сразу вошел. Свободно, глубоко, упруго… Я охнула. Громко, с чувством. Майский приподнял меня за поясницу, размещая свои руки под моими ягодицами, и,отстраняясь, покинул моё тело. Но не полностью… Я впилась ногтями в его плечи и попыталась притянуть к себе, прося вернуться обратно, войти полностью.
– Нет, сначала скажи мне… - попросил он.
– Скажи, что любишь…
Так вот чего он хочет, Дашка! Слова он услышать хочет, вот и издевается… Я отворачиваясь и извиваясь, стиснула зубы:
– Пожалуйста… Не мучай…
– Скажи!
– он слегка толкнулся вперёд, дразня меня своим полудействием.
– Скажи… Это же правда. Ты знаешь, я знаю… Надо лишь сказать… - его голос звучал жалобно, он не приказывал, он просил, сам горел от нетерпения… Хотел продолжить.
– Я люблю тебя. Люблю. А ты?
– я заскулила, борясь сама с собой: с желаниями, ощущениями. Мне не хотелось сдаваться, но продолжить хотелось больше. Тело молило, сладко ломало, внизу пульсировало так, что я неосознанно теряла контроль над всеми мышцами. И одна из них, отвечающая за речь, меня предала.
– Люблю… - тихо отозвалась я.
– Кого?
– с напором уточнил он.
– Тебя… -
– Я люблю… Тебя… Люблю, чёрт тебя дери!
Он улыбнулся. И тут же прижал меня к себе руками за ягодицы, возвращаясь в жаждущую его глубину. Властно и с таким порывом, словно это было так… долгожданно…
А мне стало так хорошо. Я как будто куда-то поднималась, там парила в невесомости, а потом с бешеной скоростью неслась вниз, ощущая при этом и эйфорию, и удивление и… страх. Эйфорию от такого одновременного количества удовольствий. Удивление оттого, что я так до конца и не верила, что это опять происходит со мной. А страх, что это вдруг может плохо закончиться… Ведь когда-то это точно закончится, и ты приземлишься в любом случае. И только от твоего партнёра зависит, каким именно будет это приземление…
Не знаю, о чем думал Лев, но судя по его воспаленным глазам с направленным на меня отрешенным взглядом уже не о чем. Я и сама сейчас с трудом соображала, полностью и без остатка отдаваясь этому мужчине… Которому сказала, что люблю. Сказала. Призналась… Дура? Дура! Но довольная дура.
Лев глухо застонал, до пронизывающей боли впиваясь пальцами в мои ягодицы. В эту же секунду я почувствовала, как мышцы внутри начинают сокращаться, предупреждая о приближающемся пике… Прикусив нижнюю губу от таких ощущений, я протяжно замычала. Потом выгнулась, резко идя навстречу очередному проникновению. Выгнулась ещё. И ещё… И… громко застонала. Одновременно со Львом.
Он остановился. Достал руки из-под моего ликующего от оргазмов тела и плавно упал мне на грудь. Я по инерции обняла удовлетворившего меня мужчину за голову, не специально делая это с нежностью, а Лев, словно тая от моих объятий, с такой же нежностью поцеловал по очереди упругие холмики приподнимающейся от частых вздохов груди.
– Как же хорошо… - сладко прошептал он. Я молча кивнула, но Лев этого не увидел, вновь лаская поцелуями грудь. Потом поднял голову, провел большим пальцем по моим приоткрытым губам и, глядя в глаза, сказал.
– Я люблю тебя.
“Глаза… глаза не врут”, - подумала я, внимательно всматриваясь в пронзительную негу кофейных глаз напротив. Таких сейчас честных, пытливых и ожидающих моего аналогичного ответа…
Но ответа не последовало - мои губы упрямо молчали и не желали повторять этих слов. Слов, которые Майский просто заставил меня недавно произнести…. Просто?.. Заставил? Так, что же, ты не любишь, Дашка? И ты соврала? Соврала, чтобы утолить жажду?.. Чтобы удовлетворить своё постыдное желание?
– Ты чего молчишь?
– ласково спросил Лев, выводя пальцем невидимые узоры на моём животе.
– Наслаждаюсь моментом, - ответила я. И тут же поняла, как это прозвучало - холодно, безразлично. И мне вдруг стало не по себе, словно меня охватил ледяной сковывающий ужас от неожиданного осознания - я не злюсь больше на Льва. Я больше не чувствую себя “жертвой”… Я вообще ничего не чувствую… Неужели меня всё: и баня, и секс – настолько разморили, до состояния абсолютного равнодушия?.. Или что это? Как так? Что со мной происходит?
– Нам, наверное, лучше пойти в дом, - стараясь говорить мягко, предложила я. Лев, на удивление, не стал спорить, встал и, повернувшись ко мне спиной, принялся одеваться. Я тоже поднялась, шагнула к своей одежде.