Я был на этой войне (Чечня-95)
Шрифт:
Глава 18
— Потише, садист, там у меня трещит.
— Это хорошо, что трещит.
— Так оторвешь, сволочь!
— Что оторву — сам пришью.
Потом засунул сначала в одно мое ухо, а затем в другое металлическую трубку. Затем процедуру повторил. Какого-то черта залез в рот, а затем и в нос.
— Ну что, папа-доктор?
— Барабанные перепонки целые, воспалены после воздушного удара.
— По-русски и погромче.
— Жить будешь…
— А слышать?
— Будешь. Не сразу. Я дам тебе капли. Не простужайся. Одним словом — береги себя.
— Работы много?
— Как грязи. Сейчас, вроде, все стихло, а ночью и под утро шел такой поток, что казалось, не справимся. Много осколочных ранений,
— Е-мое!
— Вот-то и оно.
— Медикаменты еще есть?
— Пока хватает. Но встречались со своими коллегами из других частей. Там — мрак. Медикаменты есть у частей МЧС (Министерство по чрезвычайным ситуациям), но они говорят, что не дают ни Министерству обороны, ни милиции. Говорят, что для местного населения.
— Сволочи. Своих бросают на смерть!
— Слава, ты меня извини, но работы еще много. Будут проблемы — заходи.
— Нет. Уж лучше вы к нам.
— Некогда, а когда появляется время, то валюсь спать. Сто грамм опрокинуть некогда. Только на сигаретах и держусь. Пойду готовиться. Ночью духи работы нам подбросят. А ты как? Может, день-два в медроте полежишь?
— Отстань, Женя. Помнишь наш разговор?
— О жизни и смерти? Ты это имеешь в виду?
— Да. Поможешь, в случае чего…
— Дурак ты, Славка.
— Я вот сейчас — временно, надеюсь, — глухой, и то, Женя, чувствую себя таким уродом, что врагу не пожелаю. Но полагаю, что это состояние временное, и поэтому надеюсь вернуть полноценное здоровье и встать на ноги. Но если доведется мне без сознания попасть к тебе на стол… Ты уж постарайся не вытаскивать меня из небытия. Ладно?
— Нет. И обсуждать это не буду, — Женя потер красные от усталости и хронического недосыпания глаза. — Я пойду. У меня работы много. А ты отдохни. За ночь вы один хрен не возьмете эту сральню. Отоспись. Удачи! Да и глотка у меня с тобой разговаривать устала. Орать постоянно приходится. Вот, возьми.
Женя вытащил из кармана пластмассовый флакон каких-то таблеток и протянул мне.
— Что это?
— Снимает усталость, активизирует сердечную деятельность. Короче, допинг. Спортсменам, марафонцам дают. Поможет долго не спать и не терять головы в критических ситуациях. Сам иногда принимаю. Только не злоупотребляй. Вот еще витамины. Аскорбинка, принимай.
— Спасибо, Женя.
— Удачи!
— Тебе тоже удачи. Счастливо.
Когда Женя ушел, я почувствовал, как навалилась усталость. Смертельная, тяжелая усталость. Была выполнена часть тяжелой, опасной работы. Но еще впереди было столько, что конца-края не видно. Это только в кино показывают, что все бодры, веселы, в коротком перерыве между боями поют песни и при каждом удобном случае пускаются в пляс.
Может, так и было раньше, но сейчас, сколько я ни воевал, получается несколько иначе. Все ходят не то что степенно, а просто устало. Когда долго не выходишь из боев, устаешь. Морально, физически, эмоционально. Притупляются чувства, эмоции, иногда и инстинкты. Это плохо. После притупления инстинктов наступает смерть. От неосторожного обращения с оружием, высовывания головы откуда-нибудь. Реакция, рефлексы замедляются. Вот поэтому и плевать на чувства. С одной стороны, когда эмоции притупляются, в этом есть свой плюс — не дает сойти с ума. А инстинкты, рефлексы, реакцию надо беречь. Для этого надо периодически расслабляться, отдыхать. Расслабляться водкой, а самый лучший отдых — сон. Для разрядки полезно убить пару духов, очень помогает при снятии нервного напряжения, стресса. Те же, у кого под рукой есть гранаты или взрывчатка, но нет духов, расслабляются несколько иначе. Громкий взрыв или разрушение чего-нибудь также приносит облегчение. Я тоже пробовал, помогает. Но пара духов лучше. Вертолетчики, рассказывали, сбрасывали духов на позиции к противнику. Психологический эффект поразительный. У духов парализована воля, а у вертолетчиков снят стресс. За достоверность сведений не ручаюсь, но сама мысль мне понравилась. Еще во время ввода войск в Грозный рассказывали такую байку, что для получения нужных сведений сажали в «вертушку» пару-тройку духов и поднимали повыше. Среди этих пленных был дух, обладавший сведениями, необходимыми нам. Но, как истинный патриот или идиот, не хотел расставаться с ними. А пытать его по каким-то высшим соображениям нельзя было. Начали давить психологически. Выбросили из вертолета пару его соседей. На его глазах выбросили, а потом, когда подтащили к двери, вновь повторили свои вопросы. Тот стал умнее, сговорчивее, менее патриотичным. На войне все средства хороши.
И поэтому я вновь ощутил себя усталым, не подавленным, а просто усталым. Посмотрел на Женькины таблетки. Проглотил пару витаминок, а неизвестные мне таблетки убрал в карман. Не пришло время экспериментов над собственным организмом. Вся ночь будет впереди. Разберемся. Внимательно осмотрел себя. Грязный как свинья. Бушлат перепачкан землей, глиной, кровью. В нескольких местах порван, прожжен. Ботинки покрывал толстенный слой грязи, брюки тоже были перепачканы, и в некоторых местах имелись небольшие дырки. Форму я любил. С первых дней в училище мой командир роты майор Земцов привил, вбил любовь к форме, строевой подготовке. Сам всегда опрятный, свежий, подтянутый нам, зеленым курсантам, служил образцом строевого офицера. Видел бы он меня сейчас. Я тяжело вздохнул. Каждое время для тебя кажется самым тяжелым и обременительным. Но когда по прошествии лет оглядываешься, то просто смеешься над собой и теми трудностями, которые тебе казались непреодолимыми. Как в школе тебе было трудно, ты со смехом вспоминаешь в училище, институте. А как мучился перед сессиями в училище, с улыбкой рассказываешь своим детям. Так же за столом своих товарищей ты вспоминаешь о своих мучениях и волнениях при приеме первого взвода. Когда череп уже основательно полысел, а морду лица избороздили морщины, с трепетом вспоминаешь, как сложно было познакомиться с девушкой. Как готовился к первому и последующим свиданиям. Мой бы опыт сейчас да тому молодому курсанту, Славке Миронову. Хоть и сейчас, бывает, знакомишься с девушками младше себя, но нет уже того налета романтизма. Не бежит так же по жилам кровь, как раньше. Старый стал. Я усмехнулся своим мыслям. Неплохо сейчас за девчонками побегать. Рождество хоть прошло или нет? И вообще, какое сегодня число? Хотел подойти, спросить у кого-нибудь, но потом передумал и махнул рукой. Какая разница! Что от этого изменится? Ничего. У меня в январе день рождения. Не буду о нем вспоминать. Не надо отвлекаться от главного. Выполнить задачу и выжить. И все. На остальное плевать с высокой колокольни. На всех, кто остался на Большой Земле. Как они наплевали на нас, на меня, так и я плюю вместе с нашим коллективом на всех. Мы еще вернемся!
Внимательно посмотрел вокруг себя. Все двигались устало, медленно. Лица безжизненны, глаза как у альбиносов красные, впалые, черты лица заострены. Все, кого я знал в жизни толстячками, теперь осунулись. Хорошая диета. Кто желает похудеть за минимальные сроки, приглашаю на войну. Неплохая получится реклама. Результат гарантирую.
Если раньше перед предстоящими событиями было какое-то возбуждение, то сейчас кроме усталости не было никаких эмоций. Воевать, так воевать. Плевать на все. Наверное, нервная система научилась самосохраняться и не тратить драгоценную энергию попусту на мнимые переживания, которые происходят до наступления события. А вот при наступлении данного события уже выплескивается адреналин, обостряются рефлексы. Умная это система, человеческий организм.
Подошел Юрка. Он заметно нервничал.
— Что нового?
— Доктор приходил?
— Приходил, но ты не отвечай как еврей вопросом на вопрос.
— Был в штабе. Там хорошего мало. Ханкала давит. Соседи наложили полные штаны, стрелки переводят на нас. Короче — труба.
— Это есть наш последний и решительный бой. Так получается.
— Именно так. Я смотрю, тебе это неинтересно.
— Не то слово, Юра. Мне по хрену. Что будет, то будет.
— Что-то ты расклеился совсем.
— Я спокоен. Абсолютно спокоен. Давно не было такого душевного равновесия. Все безразлично, на душе спокойствие. Ничто не тяготит, не мучает. Нет ни совести, ни страха, никаких эмоций. Все параллельно.
— Ты выглядишь так, словно принял какое-то решение. Не самоубийством решил покончить, часом, или на амбразуру лечь?
— Нет. Просто смертельно устал от всего этого дурдома. И поэтому пусть принимают любое решение. Я пойду куда угодно, кроме госпиталя. А здесь я как был, так и остаюсь. В боевики не рвусь, но и по тылам отсиживаться не буду. Все как обычно, только без эмоций. Обычная работа.