Я диктую. Воспоминания
Шрифт:
Стоит ли говорить, что на следующий день воспоминания мои были более чем туманны и я не придал никакого значения документу, составленному и подписанному при подобных обстоятельствах.
Но я имел дело с профессионалом не только по части театра, но и по части виски. В одиннадцать утра он, свежий как огурчик, разбудил меня телефонным звонком и напомнил о моем обязательстве. Я доказывал ему, что вчера был не в состоянии принимать какие-либо решения, что никогда не писал пьес и не способен на это, но он стоял на своем.
Чуть позже позвонил Жан Пьер Омон и тоже
Я не сержусь на них. Я немедленно сел за работу, через десять дней пьеса была готова, и Фонсон горел желанием начать репетиции.
Действие ее происходит в Панаме, почти целиком в негритянском квартале, который я хорошо знал. Героиня, молоденькая негритянка, должна на несколько секунд появиться на сцене в темноте раздетая и сказать:
— Хочешь меня, Пюш?
Фамилия героя пьесы была Дюпюш, и негритянка использует такую вот уменьшительную форму.
Через две недели я был в Брюсселе, и мы занялись изготовлением декораций, подбором исполнителей, короче говоря, постановкой пьесы.
По случайности в это же время в Брюсселе выступала труппа негритянских певцов. А у меня в пьесе была сцена крещения ребенка, которого Пюш сделал негритяночке: он поселился в негритянском квартале и прижился там.
В романе этот эпизод и сцена крещения были только схематически намечены.
Когда я познакомился с негритянской труппой, мне пришла идея воспроизвести сценически атмосферу крещения в негритянском квартале в Панаме.
По другой случайности я встретил на террасе кафе еще молодого, верней, совсем юного композитора, которому все сулили блестящее будущее. Его фамилия была Жобер, он погиб одним из первых в последнюю войну.
Мы с Жобером хорошенько выпили: в ту эпоху я пил с удовольствием. Он убедил меня написать тексты двух песенок. Одну о Панамском канале и его строителях, то есть о неграх (во всяком случае, о немногих уцелевших), и вторую — чтобы отпраздновать крещение, как это принято на Юге, то есть негритянский спиричуэлс [90] .
90
Спиричуэлс — духовные песни американских негров, один из жанров их музыкального фольклора. Эти песни передают преимущественно трагические настроения, хотя иногда в них звучат и ноты протеста.
Так у меня появилась возможность написать песни. Я не знал, как это делается, как сотрудничают автор текста и композитор. Тут же на террасе между двумя бокалами виски Жобер ввел меня в курс.
Черточками и кружочками он изобразил, как это тогда называлось, «рыбу». То есть обозначил сильные и слабые слоги, и я должен был воспроизвести это в тексте, чтобы он совпал с музыкой.
Была еще одна трудность. Негритянская труппа, которую я заставил Фонсона ангажировать, была из Америки, и обе песни надо было написать на английском.
В ту пору мое знание английского языка было в зачаточном состоянии. Мне пришло в голову обратиться в посольство США в Брюсселе и спросить, не может ли кто-нибудь из их сотрудников уделить мне несколько часов.
И вот мы вдвоем взялись за работу. Я писал несколько слов по-английски, затем застревал — гораздо чаще, чем бы мне хотелось, — перед каким-нибудь пробелом. Я просил молодую американку, которая, к счастью, оказалась с Юга, подсказать мне какое-нибудь слово в столько-то слогов или звуков, чтобы заткнуть пробел.
Так мы трудились всю ночь и написали первую из двух песен под названием «Панамский канал».
На следующий вечер мы взялись за вторую, то есть за спиричуэлс.
Цветные актеры через несколько дней подготовили их, и в течение двух месяцев песенки эти звучали не только со сцены, но и во время антрактов за кулисами.
Когда театр поехал с гастролями по франкоязычным странам, я проделал обратную работу: сделал приблизительный французский вариант английского текста.
Совершенно случайно мне пришлось написать и третью песенку, тоже на английском, но в ту пору я уже мог сам управиться с языком.
Это было в Лондоне. Снимали серию фильмов о комиссаре Мегрэ и искали музыкальную тему, которая должна была звучать в начале каждого фильма. Какой-то австралийский композитор написал великолепную музыку, которая долго пользовалась успехом в Англии и многих других странах. Он попросил меня написать к ней слова, чтобы выпустить новую пластинку, но уже в виде песни.
Пластинка о Мегрэ! Я был ошеломлен, мне это казалось невозможным. Тем не менее мы с композитором спустились в подвал отеля «Савой», чтобы попытаться положить слова на музыку. Не знаю, удалась ли мне моя затея или нет, но, по моим сведениям, пластинка эта так никогда и не вышла.
13 апреля 1976
Мне хотелось бы прожить ближайшие дни в полном покое — я имею в виду покой сознания. Какого черта! Едва я начинаю засыпать, будь то во время сиесты или ночью, в памяти буквально теснятся образы, так что приходится изгонять их перед микрофоном.
Причины я не знаю. Я знаю одно — что не могу хранить в себе эти образы дольше двух-трех дней и, когда пытаюсь их подавить, они не дают мне спать.
Когда я писал романы, все было иначе. Обычно я засыпал спокойно. Лишь изредка вставал записать на клочке бумаги слово или фразу, которые, как правило, на следующий день оказывались мне ни к чему.
Пожалуй, моя внутренняя жизнь стала теперь более цельной, но куда более непредсказуемой. Человек, случайно встреченный на улице, луч солнца, пробившийся в дальний угол, телефонный звонок кого-нибудь из детей вызывают у меня потребность высказаться, но не в достаточно искусственном пространстве романа, а просто чтобы восстановить в себе равновесие.
Мне хочется пойти чуть дальше и выразить слово «равновесие» другими терминами. Все дни, когда я был занят работой над романом, у меня не было никакой личной жизни; я походил на средневекового монаха, с утра до ночи занятого рисованием миниатюр в рукописи.