Я — хищная. Ваниль и карамель
Шрифт:
Я и сейчас пробую, только ты об этом не знаешь.
На потолке тени от свечей путались в паутине.
Крег отошел на несколько мгновений, а когда вернулся, в его руках уже был нож.
Страшно. Черт, как же страшно! Всегда ли так страшно умирать? Я всю жизнь спрашивала себя, зачем выживать, если можно просто сдохнуть, а сейчас… боюсь. Боюсь не боли, а того мгновения, когда она перестанет иметь значение. Когда покой и сон станут важнее дыхания.
И чтобы отстрочить этот миг, я шевелю пересохшими губами.
— Альрик… Как?
Крег улыбается. Эта улыбка скорее мечтательная, чем сумасшедшая. Ему и самому хочется похвастать — глаза горят в предвкушении. И нож опускается вниз. Время не пришло, мои минуты тикают, стекая воском по рыхлой поверхности свечи.
— У каждого из нас есть корни. И, оставляя после себя потомков, великим нужно быть осторожными.
— Потомки у Альрика? — искренне удивляюсь. — Разве у него были дети?
— Дети — нет. Племянник. И тот спасся чудом, потому что великий подчищал за собой тщательно.
— Альрик убил… всех?
Впрочем, тогда ему это было в радость — благодать для того и дана охотникам, чтобы убивать зверушек.
— Не всех, — отвечает Крег, расстегивая мою куртку и задирая свитер. Его пальцы скользят по животу, и от этих прикосновений хочется увернуться. Но я лежу спокойно. Жила болит все сильнее, но я стараюсь не выдать ни страха, ни нетерпения. — Кровных только. Мальчишка отрекся от племени. Вовремя, к слову. А после создал свое. Вожди андвари всегда были очень предусмотрительны. Такими и остались.
— Рик, — прошептала я, но Крег помотал головой.
— Рик Картер трус. А вот Саймон перспективный мальчик. И помогает мне во всем.
Крег тряхнул головой и снова поднял нож. Пристальный взгляд заставил сжаться. И очередная секунда капнула в никуда…
— Пора, Полина.
Я зажмурилась. Наверное, сильные духом смотрят в глаза смерти, не моргая. И до последнего вдоха мужественно стоят на своем.
Что ж, тогда я не сильна. За мгновение до смерти жизни всегда мало. Мало воздуха, взглядов, улыбок, тепла. Воспоминаний. Они стучатся в сознание хаотично, требуя впустить, приласкать каждое. Но их так много, а времени не хватает.
Потому в сознании только шепот Крега. Слова на древнем языке, которые я не понимаю. А тени особенно дико танцуют на потолке ритуальные танцы за мгновение до конца.
Конца не случилось.
Щеку опалило ударом, а в следующую секунду меня сдернуло с холодного камня на не менее холодный пол. Ребра отозвались резкой болью, дыхание перехватило, жилу свело спазмом.
— Паршивка! — яростно прошипел Крег. — Яд.
Я облажалась. План не сработал, Крег почувствовал яд, и я тут умру. Медленно, мучительно, от рук заколотого мной же колдуна. Ирония судьбы? Карма? Хотелось истерически засмеяться, но получился хрипящий кашель. Пальцы скребли по грязному полу, и я судорожно пыталась
— Что ж, умно, — снова спокойно сказал Крег и присел рядом со мной на корточки. — Не хотела умирать одна? Похвально. Но придется все же одной.
Он легким движением толкнул меня в плечо, и я упала на спину, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на землю.
— Ты никогда не получишь… сольвейга…
Слова нужны были, чтобы чувствовать, что я все еще жива.
— Я терпелив, Полина. И мы оба знаем, что в атли есть человек, который много знает о светлых. — Он усмехнулся. — Все же правильно, что тогда я выбрал кудряшку.
Резко вспыхнувшая ярость смывается болью, и я уже ни о чем не могу думать, кроме пожара внутри. Лежу, царапая ногтями холодный бок ритуального камня атли, будто ища в нем поддержки.
— Мне очень жаль, — тихо и скорбно произнес охотник. — Жаль, что ничего у нас сегодня не вышло.
Страх возвращается, и слезы катятся — горячие, крупные — падают на пол, оставляя на коже мокрые полоски. Боль настолько сильна, что уже почти невозможно определить источник, мысли испарились, и осталась только одна: я хочу жить. Безумная прихоть…
Жертвовать собой было плохой идеей.
— Со мной выйдет.
От звука этого голоса слезы льются сильнее. И горло сжимается, душа рыдания. Зачем же ты… зачем пришел? Разве я зря все это затеяла? Разве те смерти были напрасны? Я же… мы же… защищали тебя… вас…
— Уходи, — выдыхаю зло. Хочется кричать, но стон — единственное, на что я способна. Голова кружится, мир выключается хаотично, затем включается снова, и я цепляюсь за его рваные края.
— Позволь мне спасти девочку, и я дам тебе то, что ты хочешь.
Голос Барта уверен и тверд. Я его не вижу, его скрывает камень, и голова никак не хочет поворачиваться. Мне остаются потолок и тени.
— Эта комната — ловушка, — расслабленно говорит Крег. — Ты и так не выйдешь. Зачем мне отпускать Полину?
— Потому что иначе ты не получишь кен. Защита на моей жиле намного мощнее печати Арендрейта, а ты даже ту снять не смог.
Крег думает, а время течет. Мое — утекает, и я теряю связь с реальностью. Проваливаюсь в хельзу, где облака и теплый песок. Где умиротворяюще шумят ивы и плещется прозрачная вода.
А потом голос охотника возвращает меня в кевейн.
— Хорошо, — говорит он. — Спасай свою протеже.
Картинку удержать сложно, перед глазами все плывет. Даже лицо Барта — встревоженное, родное — растекается кляксой.
— Все хорошо, — шепчет он и теплая рука ложится мне на лоб. — Все закончилось, Полина.
Я плачу сильнее, и шершавые пальцы стирают мои слезы.
— Уходи, — шепчу, и собственное дыхание кажется мне ледяным.
— У каждого из нас свой долг, — отвечает он спокойно. — Мой долг — беречь свое племя.