Я — хищная. Ваниль и карамель

Ангел Ксюша

Жила успокаивается, как только Барт касается живота ладонью. Боль уходит, напряжение сменяется усталостью, ладони саднят, но кен больше не кипит в венах. Я дышу. Могу, наконец, дышать и жадно хватаю губами воздух, пропахший ладаном и гарью.

Воздух кончается резко.

Вспышка. Тело выгибает дугой. Глаза раскрыты, но вижу я лишь ослепляющий свет. Свет исходит не снаружи — изнутри. Белый, холодный, наполняет внутренности, впивается в жилу, врастает в нее, распирает.

И когда я, наконец, снова могу разглядеть

Барта, он серьезен. Губы вождя сольвейгов сомкнуты, но в голове я четко слышу слова: «Молчи. Не выдавай».

Молчу. Да и что я могу выдать — непонятно же ничего?!

А свет продолжает литься. Мне кажется, во мне не хватит для него места. Я мала, сосуд переполнен, и меня вот-вот разорвет на части.

Не разорвало. Я дышала, и звуки постепенно возвращались. Трещали свечи на стенах, громко, нетерпеливо дышал Крег. Охотник ждал, пока Барт закончит. Сам Барт сидел рядом со мной, на пыльном полу, с закрытыми глазами и шептал. Слов я, как ни пыталась, разобрать не смогла.

— Ну что там? — не выдержал Крег. — Долго еще?

— Готово, — ответил вождь сольвейгов и открыл глаза. По его лицу мало что можно было понять, а вот мысли… Голос в моей голове не умолк.

«Вставай и иди, Полина».

Вслух он сказал:

— Отпусти девушку.

— Снимай защиту, — скомандовал Крег, — потом отпущу.

К черту! Никуда я не пойду. Не брошу Барта, буду драться, тем более, что теперь я снова могу. Кен бурлит, голова кружится, ладони горят.

— Это так не работает. Защита врожденная, но она не повредит тебе, если я не захочу. Но могу дать клятву глубинным кеном, если хочешь.

— Давай, — без промедления ответил Крег.

Он близок к победе и боится все потерять. Нетерпение так сильно, что выдает его слабости.

Охотник протянул Барту нож, и тот, не раздумывая, полоснул по ладони.

— Клянусь никак не препятствовать твоим ритуалам, — произнес глухо, сжимая ладонь в кулак. — И отдать свой кен и кровь.

Уже отдал — она капала на пол, скрепляя клятву.

Кровь сольвейга прольется…

Крег торжествующе улыбнулся и кивнул, давая добро. Барт встал и подал мне руку.

Как только я поднялась, меня качнуло в сторону. Но не от яда и не ушибов. Кен Барта распирал изнутри, не помещался в жиле, и вены вздулись от бурлящей смеси.

— Уходи, — прорычал Крег. На меня не смотрел. Был лишь он, жертва и нож, остальное для охотника стало несущественным. Я растерянно взглянула на Барта. Тень улыбки тронула уголки его губ.

— Иди, Полина. Иди с миром. — И добавил уже шепотом: — Свершилось.

Что свершилось, я, естественно, не поняла. Но послушно поплелась к выходу — растерянная и слабая. Зачем я пришла, если в итоге все закончится вот так? Я, как могла, старалась уберечь сольвейгов и не получилось. Только и вышло, что бежать с поля битвы.

А у самой двери я услышала тот звук — мягкий, булькающий — и кровью запахло

почти сразу. В груди стало горячо, жар поднялся из легких к горлу, вырвался из глотки рыком.

В глазах потемнело от ярости, а потом снова вспыхнуло. И волной поднялся, захлестнул, опрокинул ослепительный кен.

Я на коленях, голова опущена, и я с шумом выдыхаю, стараясь прийти в себя.

Встать. Мне нужно встать, пока еще не поздно. Пока Барт еще…

Больно, но я рывком встаю. За стену цепляюсь, чтобы снова не упасть. Оборачиваюсь.

Барт на камне, голова запрокинута назад, и кровь течет по черным, холодным бокам бесчувственной глыбы.

Кровь сольвейга прольется…

Злость белая и застилает глаза. Выжигает мысли, страхи, сомнения. Все.

Я — спрут, и мои руки — щупальца.

Подаренная сила пьянит, дурманит разум. Кен и злость — все, что от меня осталось.

Делаю один неосмысленный шаг в сторону охотника.

Крег замер, глаза его закрыты. На губах — улыбка торжества. Изуродованный собственными амбициями… нет, не человек. Иное. Существо без души, без совести, без чувств и сожалений. И я буквально чувствую электричество искрами на собственных пальцах.

Пламя свечей танцует, и тень охотника корчится на стене.

А потом он открывает глаза.

— Ваш кен… — восторженно шепчет он, захлебываясь словами. — Великолепен!

— Нравится? — спрашиваю, чувствуя, как злая улыбка кривит губы. — Хочешь еще?

И, не дожидаясь ответа, бью на поражение. Раскрываюсь. Хохочу. Слезы по щекам — теплая вода.

Ничего уже не имеет значения. Ни я, ни Барт, истекающий кровью на ритуальном камне, ни сам охотник, который падает на пол там же, у этого камня.

Раскрываю рот, и крик, царапаясь, вырывается на волю. Лишь теперь я понимаю, что значит безумие…

Волна, сбивающая с ног. Раскаленная лава, выжигающая все на своем пути. Смерч, разрушающий мир. Это все я. Во мне. Из меня.

Злость уходит быстро — так же, как и пришла. Руки повисают плетьми.

Почему? Почему он не сделал это сам? Почему позволил уложить себя на жертвенный алтарь? Зачем нужно было…

Умирать?

Барт не мертв. Сползает с камня, держась за темную рукоять ножа, который все еще торчит из жилы. Кашляет, задыхаясь. Воздуха действительно мало в этой комнате для нас троих. Двоих?

Крег лежит на спине неподвижно, руки раскинуты в стороны, а стеклянные глаза смотрят в потолок, на пляску теней.

— Барт! — Я опомнилась, подбежала к вождю сольвейгов. Присела, прикоснулась ладонью к побледневшей щеке. — Зачем?

— Нам нужно уйти, — прохрипел он. — Зови Дэна.

Стараясь не смотреть на мертвого охотника, я встала. В голове снова шумело, каждый шаг гулким эхом отдавал в ушах. Накатила дикая слабость, и я с трудом добралась до двери, распахнула. Холодный, сладкий воздух немного отрезвил.