Я и Он

Моравиа Альберто

— Неблагодарными? — Неблагодарными и трусливыми.

— Трусливыми? А чего они боятся? — Материального благополучия, потому что на протяжении нескольких поколений влачили нищенское существование. Машина, холодильник, проигрыватель вызывают у них страх. Они видят в них происки нечистого. Они боятся их как черт ладана.

Ирена говорит убежденно, но не горячась. Видно, она настолько уверена в своей правоте, что думает про себя: объясняй этому остолопу, не объясняй — все впустую. Что до меня, то мне тоже не очень-то важно, о чем она там толкует. Просто приятно быть рядом, разговаривать, смотреть на нее, слушать. Зато "он" воспринимает ее совсем на другой

лад. Слышу, как "он" бормочет что-то невнятное: мол, хватит "болтать", пора "переходить к делу". "Переходить к делу" означает осуществить "его" вздорный план соблазна, основанный как раз на сексуальных привычках Ирены. В чем состоит план? Он явно навеян историей отношений Ирены и ее мужа. Судя по всему, речь идет о том, чтобы подбросить Ирене сюжетик для ее внутреннего фильма, в котором я выступал бы в качестве актера. Ирена ввела бы меня в воображаемый фильм, как когда-то поступила с мужем. Из этого "он" почему-то заключил, что постепенно я установлю с ней реальные и полноценные отношения. План, как я уже сказал, вздорный; совершенно непонятно, каким образом из воображаемого актера воображаемого фильма мне удастся превратиться в реального участника реальной жизни. Но именно этой своей вздорностью он меня и привлекает, и я чувствую, что в скором времени фатально примусь за его осуществление.

Ужин закончен, Ирена встает и одну за другой складывает тарелки в мойку, переворачивая их вверх дном. Одновременно она подносит ко рту сигарету. Дочка спрашивает ее: — Мама, можно я выйду из-за стола? — Можно.

— А можно я пойду в свою комнату? — Можно.

— Только ты пойдешь со мной.

— Хорошо, детка.

Вирджиния поднимается, подходит к матери и берет ее за руку. Потом запрокидывает голову, прижимается плечами к материнскому лону и, выпятив вперед животик, говорит плаксивым голосом: — Выгони его.

— Кого, малышка? — Его. Почему ты его не выгонишь? — Это гость, а гостей не выгоняют.

— Выгони его, выгони его, выгони его! Чувствую, что должен сделать примирительный жест. Беру Вирджинию за руку и притягиваю ее к себе со словами: — Почему ты хочешь, чтобы меня мама выгнала? Я тебе не нравлюсь? А вот ты мне очень нравишься. Видишь, как мы не похожи? Говорю это без всякой задней мысли, совершенно откровенно; говорю то, что чувствую и думаю. Однако "он" — уму непостижимо! — как всегда, развязно замечает: "- Еще бы она тебе не нравилась. Пожалуй, даже слишком".

Сурово осаживаю "его": "- Я тебе запрещаю говорить подобные вещи".

Поздно. С безошибочной женской интуицией девочка догадалась о "его" присутствии. Она издает пронзительный визг, вырывается из моих рук и бежит обратно к матери. Топая ногами, она повторяет: — Прогони его, прогони, прогони! Ирена наклоняется и шепчет ей что-то на ухо. Затем выпрямляется и говорит: — А теперь, Вирджиния, попрощайся с синьором Рико и — в постельку.

Совершенно неожиданно девочка протягивает мне руку и церемонно приседает со словами: — Спокойной ночи, Рико. — Потом дает руку Ирене и уходит вместе с ней.

Оставшись один, я набрасываюсь на "него": "- Пошляк! Мои чувства к Вирджинии могут быть только отцовскими, запомни!" Удивительно, на этот раз "он" меня не разыгрывает.

"— Когда же ты поймешь, поверхностный, легкомысленный человек, — отвечает "он" меланхоличным тоном, — что я — само желание, а желание желает всего.

— И девочек тоже? — Я же сказал: "Всего".

Пожимаю плечами, выхожу из

кухни, направляюсь в гостиную. Ничего не могу с собой поделать и нервно расхаживаю взад-вперед. Вот так всегда: стоит "ему" только заронить в меня семя желания, как тут же из этого семени, вопреки моей воле, вырастает мощное древо. "Его" идея заключается в том, чтобы подбросить Ирене сюжет для внутреннего фильма, в котором я мог бы участвовать как актер. И теперь эта идея-семя по обыкновению разрослась в целое дерево. А вот и Ирена.

Она идет к тележке бара и наливает два стакана виски.

— Что ты шепнула на ухо Вирджинии? — спрашиваю я.

— Что, если она будет хорошо себя вести, ты пригласишь ее сниматься в твоем фильме.

— Тоже мне, выдумала. И как это тебе пришло в голову? — Да Вирджиния этим грезит. Ты видел, что она читает? Комиксы. Но не детские комиксы, а фотороманы для взрослых. Среди прочего там есть такие бедные, забитые девочки, которые становятся потом звездами. Вирджиния зачитывается этими фотороманами и тоже мечтает стать кинозвездой.

— Или звездой фотороманов? Ирена усаживается в своей обычной позе — нога на ногу — и неожиданно произносит: — Расскажи мне о твоем продюсере.

— Какое тебе до него дело? — Я же сказала, меня интересуют капиталисты. Разве твой продюсер не капиталист? — Еще какой.

— А кто это? — Ты хочешь знать, как его зовут? — Ну да.

Собираюсь ответить: "Протти", как вдруг "он" вмешивается: "- Скажи ей, что его зовут Прото.

— Какого черта? Как это — Прото? — Прото — это воображаемый персонаж. С его помощью ты войдешь в фильм Ирены в качестве актера.

— А почему Прото, а не Протти? — Это тебя не должно волновать. Скажи "Прото" и увидишь — имя сработает.

— Что значит "сработает"? — Из него завяжется весь сюжет. Ради любопытства отвечаю Ирене: — Его зовут Прото.

— Какое странное имя! Бывает же такое! "Он" прав: имя срабатывает. Как заученную в детстве считалку, проговариваю легко и быстро: — Ничегошеньки странного. Наоборот, по-моему, имя вполне подходит его владельцу. По-гречески Прото означает "первый, главный". Хотя еще больше ему, наверное, подошло бы имя Протей.

— Почему Протей? — Протей — это морской бог в греческой мифологии. Он мог принимать сотни разных обличий. До сих пор, когда речь идет о чем-то вездесущем и всеобъемлющем, говорят "протеевидный".

— Ну хорошо, а при чем здесь твой продюсер? — При том, что Прото занимается не только кино, но и сотней других вещей, о нем-то и можно сказать "протеевидный". Прото еще и промышленник, финансист, предприниматель первой величины. Кино для него — всего лишь одна из многочисленных сфер деятельности. Прото воистину вездесущ: он протягивает, свои щупальца везде, где только можно. Составить полный список интересующих его областей практически невозможно. Цемент, бумага, печать, бытовые электроприборы — все это и многое другое позволяет ему относиться к кинематографу как к некоему хобби.

Теперь уже мой черед удивляться магической силе имени Прото. На самом деле это говорю не я; сам Прото, несуществующий, мнимый персонаж, вещает о себе моими устами. Смешно сказать, но я чувствую, что этот призрачный Прото нравится Ирене и завораживает ее, в то время как настоящий Протти, возможно, вовсе бы ее не заинтересовал. Как же так? "Он" тут как тут со своим объяснением: "- В действительности внутренние фильмы Ирены — это сны, а сны для меня — родная стихия. И Прото существует не в реальности, а во сне".