Я/Или ад
Шрифт:
Что же еще я должен совершить?!.. Я осмотрел самого себя и все, что было вокруг.
Я был велик и неуязвим; я мог быть каким угодно. Везде блестели звезды, и кружились планеты. Но нигде не существовало ничего, достойного меня; нигде меня не ждали и не любили. Я не помнил себя, я не помнил свой дом. Наверное, его не было вовсе. Я мог все уничтожить, или создать, или воплотиться в кого-то, или чем-нибудь стать. Я не знал, что делать дальше, и тогда я выдвинул свой двадцать четвертый палец из-под мантии моих небес и нажал на определенную звезду. Появилась серая дыра, и я нырнул в нее, как в омут надежды.
Картинки вокруг поменялись, и мир стал двумерным и ясным: я
Продолжалась целая вечность, но ничего не менялось кардинально и в этом мире, так же как, наверное, и повсюду. Ромбы то сливались с треугольниками, то резко отскакивали от них в сторону, то присоединялись к ним, словно целуясь своими границами, а иногда почти все фигуры этой плоскости образовывали некий единый двуцветный хоровод из самих себя, и кружились перед моим отчаявшимся взором, который они совершенно не замечали.
— Яяяяя!!!! — рявкнул я прямо внутрь их реальности. Но все было тщетно; розовые ромбы и ярко-голубые треугольники продолжали жить своей жизнью. Им не было никакого дела до Меня.
— Да будет так!! — вскрикнул я и мощным световым пучком внедрился в глубь плоскости. Раздался взрыв; все погибло, а я вылетел вовне через голубой проход, оказавшись вновь посреди клубящейся вокруг меня Вселенной, которая могла быть совершенно любой.
— О, как я одинок… — прошептал я, ощутив нутром все, что было снаружи.
Я был самым великим и могущественным существом здесь, и никого не существовало мне под стать. Везде проистекала жизнь бесчисленных миров, но каждый был повернут внутрь себя. И это являлось главным и единственным законом. Зачем же я тут появился, зачем же я нужен?!.. Что может сравниться со Мной?!.. К кому я могу обратиться, кто может любить Меня?!.. Если Я есть Я, то где еще есть Я?.. Разве что вся Вселенная, как единое целое, как организм, как мир…
— Да! — понял я, готовясь к последнему откровению.
На миг я стал неразличимой точкой, которая была настроена на все вибрации и волны Вселенной, влекущей мою душу и суть, а потом взорвался изнутри, обволакивая всю Вселенную, поглощая ее самим собой и сливаясь с ней в экстазе всецелости. На мгновение мы стали единым счастливым организмом, заключающим абсолютную возможность всего чего угодно, но тут же все бытие исчезло, воссияв вспышкой изначального света, и в момент моей гибели я успел вспомнить, что меня звали Ихтеолус, а все это было лишь одним моим желанием.
6
Шесть: ноль
Письмо Инны К.
в рубрику “Поговори с Алисой о себе”
газеты “Женская суть”:
“Дорогая Алиса! Давно хотела написать тебе письмо, но все как-то не могла решиться, и вот, только сейчас, собралась с силами и взяла ручку, чтобы рассказать о том, что наболело. Не обращай внимания на почерк и выражения, поскольку я в первый раз обращаюсь в газету и страшно волнуюсь. В своих советах девушкам, которые к тебе обращаются за помощью и поддержкой, ты часто им говоришь быть посмелее, не стесняться высказывать свои чувства, иначе всю жизнь просидишь “синим чулком”. Не знаю, как другие, а я никогда не могла быть такой же раскрепощенной и сексуальной, как бы мне хотелось, да и хотелось ли?.. Однажды попробовала, и так за это заплатила, но об этом потом. Но где эта граница: между нормальной женской активностью, веселостью и простым, извини, блядством?.. И разве не должны мы,
Я вырастала скромной, застенчивой девочкой и проводила почти все свое время за чтением любимых стихов и романов, а совсем не в играх с подругами, практически не принимая участия в их постоянных беседах о мальчиках, которые казались мне глупыми и легкомысленными. Постепенно я взрослела, становясь хоть и не красавицей, но, как говорят, “с изюминкой”, однако характер мой не менялся. На меня очень сильно повлияла моя мать, воспитывавшая меня в одиночестве, и до самой своей смерти — от рака прямой кишки — бывшая моей главной подругой и советчицей. Только ей я поверяла все мои тайные мысли и чувства. Последние годы она сильно болела, у нее началась слоновья болезнь, вырастал зоб, но она всегда твердо мне говорила: “Запомни, дочка, главное, что я поняла в жизни: умри, но не дай поцелуя без любви!” Бедная мама! Я запомнила эти твои слова навсегда. Однако… Может быть, лучше бы я их никогда и не слышала?.. Прости меня, мама. Но сомнения меня совершенно одолели; сейчас я уже ничего не понимаю, поэтому обращаюсь к тебе, Алиса, поскольку постоянно слежу за твоей рубрикой и выучила чуть ли не наизусть каждый твой совет.
После школы я поступила в полиграфический институт. На моем курсе учились почти одни девушки и только четыре парня, поэтому они были, как говорится, нарасхват. Нет, не то чтобы мне никто не оказывал никаких знаков внимания — как я сказала, я была хоть и непривлекательная, но с изюминкой, но ничего серьезного, глубокого — как принято говорить, “на всю жизнь” — я в этих легких ухаживаниях не замечала. Один парень даже однажды пригласил меня в кафе-мороженое и почти против воли напоил меня портвейном до бесчувствия, а потом привез к себе на квартиру. Он попытался мною овладеть, но я тут же пришла в себя, и так завопила, что он тут же отстал и сказал, что я “чокнутая”. Но я так не могла: по пьяни, без любви… Хотя он мне нравился. На следующий день он сообщил всем в институте, какая я, по их понятиям, “динамистка”. И мне объявили бойкот — не только парни, но и все мои подруги, которым я ничего плохого не сделала!..
Кое-как я доучилась — под ехидные замечания сокурсников, что, как они выражались, “быть мне целкой до седых волос”. А ведь я просто не хотела никакой грязи! Я хотела любви, хотела принца! Чтоб он меня взял, и…
После института я устроилась на работу в одно небольшое издательство корректором. Коллектив был маленький, все свои, пару раз ко мне приставали наши мужики-грузчики, выражаясь уже намного более определенно, чем тот парень из института, и безо всякого мороженого, но я всех отшивала. В конце концов от меня отвязались, видимо и тут решив, что я “чокнутая”. Тут умерла мама; с тяжелой депрессией я попала в психбольницу, где меня подлечили, но после этого в рабочем коллективе на мне был поставлен окончательный крест. Еще бы — “диагноз подтвердился”!..
Впрочем, поскольку я всю жизнь была аккуратной и работоспособной, я числилась на хорошем счету у начальства, и в профессиональном смысле у меня было все нормально.
Но совсем не то в личной жизни! С мной никто не дружил, почти не говорил. Каждый день я приходила с работы, ужинала, смотрела телевизор и ложилась спать в холодную постель, мечтая о моем единственном, который придет и согреет меня и для которого я берегу самое дорогое, что у меня есть — мою чистую любовь! Но он никак не приходил.