Я/Или ад
Шрифт:
Однажды я пошла просто погулять по улице, побыть в толпе, как-то забыться. И тут смотрю: навстречу мне идет одна моя бывшая сокурсница, вся одетая в шикарную норковую шубу, сапоги, и везет перед собой коляску с маленьким ребенком. А рядом с ней муж — из тех, кого называют “новыми русскими”. Лощеный, холеный, в дорогой кожаной куртке и с сотовым телефоном. Я как увидела ее, так и обомлела. Еще бы: ведь в институте она считалась самой первейшей “б” из всех, она, как говорили, отдастся любому за бутылку водки. Где же справедливость? И она так влюбленно смотрела на мужа, и ребенка она родила, и все, кажется, у них было благополучно — нормальная семья. Я тогда попятилась, чтобы не попадаться ей на глаза, и ушла в другую сторону. Мне стало стыдно, горько,
В общем, я страшно обозлилась тогда и решила, что отныне буду жить совершенно по-другому. Прежде всего нужно расстаться с этой проклятой девичьей честью, а потом… Будь что будет!
И вот что получается, когда тебя начинает вести бес! Только я это подумала, как меня окликнули. Я обернулась; стоял пьяный, плохо одетый, неказистый парень, который откровенно мне предлагал… Нет, я не могу в точности повторить его слова. Проклиная себя почем зря, я подошла к нему. Он предложил зайти в подъезд и сказал, что у него есть полбутылки портвейна (опять портвейн!). Но поскольку я имела хоть какое-то приличное воспитание, я сдуру позвала его к себе домой.
На кухне, выпив портвейна, он разговорился. Начал рассказывать, что на самом деле, он — Великий Виконт Полой Земли и имеет боевые награды. “Это” случилось прямо на полу в прихожей, после чего он тут же заснул, противно захрапев. Мне стало гадко, я пошла в уборную, и меня вырвало. Потом я вернулась на кухню, достала водки, которая у меня всегда на всякий случай стояла в холодильнике, налила себе полный стакан и залпом выпила. Я отключилась почти сразу. “Может, я умру?” — вот какова была моя последняя мысль.
На следующее утро я проснулась от дикой головной боли и от жутких криков. Это орал мой первый мужчина — тот “единственный”, которого, как выяснилось, я ждала всю жизнь. Он ничего не помнил, но требовал пива и был очень агрессивен, говоря, что сейчас свернет мне шею, и все в таком духе. Я ему рассказала, как все было, он немножко присмирел, а когда я налила ему водки, он совсем пришел в прекрасное расположение духа и даже погладил меня пониже спины. Я сходила в магазин, купила еще бутылку, как он просил, но сама пить не стала — больше не могла. Он выпил все, совершенно развеселился и в конце концов заснул, упав мордой в банку со шпротами, заявив перед тем, как отключился, что я “хорошая баба, и он теперь будет со мной жить”.
Что ж, я восприняла это как перст судьбы. Да, он такой, но никто — никто! — никто еще ни разу в жизни не назвал меня “хорошей бабой”, даже после бутылки водки.
Итак, он стал жить у меня. Первое время он ничего не делал, только постоянно напивался, потом засыпал на диване и храпел. Он даже никогда не мылся. Пару раз он пытался овладеть мной, но я сопротивлялась, не в силах забыть того первого омерзения; впрочем, у него ничего и не выходило, очевидно, от постоянного пьянства.
Постепенно моя жизнь превратилась в настоящий ад, и я уже стала вспоминать время моего одиночества как самый светлый период моей трудной жизни. Я решила с ним всерьез поговорить, дождавшись, пока он будет еще не слишком пьяным, чтобы мог хоть что-то понять из того, что я ему скажу. Выслушав все мои претензии, он засмеялся и ответил, что он — Великий Виконт Полой Земли, но вынужден скрываться от террористов, которые хотят его взорвать. И поэтому, имея блестящее образование и манеры, он вынужден вести такую жизнь. Еще он сказал, что бежал из тюрьмы, куда его засадил его родной брат Абу… (забыла), и теперь его ищут все спецслужбы. Однако он со мной согласен и скоро устроится на работу. Я немного приободрилась.
Он пошел работать грузчиком в винном магазине. Пить он стал еще больше, денег совсем не приносил. Часто он приходил ко мне с компанией своих дружков, которые напивались, матерились и вели себя по-свински. Я была опять на грани полного срыва и начала подумывать о самоубийстве. А иногда мне хотелось набрать телефон психбольницы, в которой я когда-то лежала, и попросить, чтобы меня забрали из этого бардака. Лучше тихие психи под присмотром врачей, чем эти разнузданные пьяные твари.
Однажды один из этих его дружков пристал ко мне в ванной, когда я мыла руки, и, едва я успела что-то сообразить, изнасиловал меня в извращенной форме. Честно говоря, я была так зла на все, что мне даже понравилось, правда на душе было гадко и больно. А когда я вернулась в кухню, к моему благоверному, он посмотрел на меня с усмешкой и сказал: “Ну что, отоварил тебя Николай?.. Ну, с меня бутылка! А я всегда знал, что ты — блядь!” Представляешь, Алиса, они, оказывается, поспорили на бутылку, сможет ли этот Николай меня…, и я — Я! — я в их глазах стала обычной вокзальной подстилкой. А может, я и вправду такой была? Или стала?..
Так или иначе, моя жизнь все дальше катилась под откос. На работе я стала нервной, меня даже вызвал главный редактор, спросил, не хочу ли отдохнуть — съездить в Египет, Эмираты… Какие Эмираты, если эти сволочи все пропивали! И поскольку у моего… как это говорится… так и “не стоял”, меня вовсю пользовали его дружки. Это было отвратительно, гнусно, но что я могла поделать?!..
Все закончилось в один день. Ночью “мой” не ночевал дома, а утром пришел трезвый и ошарашенно заявил, что ему конец. Оказывается, они ночью напились, вместе изнасиловали какую-то тетю Грушу, а потом случайно подожгли магазин. Всех взяли в милицию, а моему удалось убежать. “Ну и что ты теперь будешь делать?” — спросила я его тогда, ощутив неожиданное облегчение и радость. “Уеду, — ответил он. — Я же Великий Виконт Полой Земли, поеду воевать за свой трон — во льды, на другую сторону, сквозь Солнце! Да, во льды, далеко, далеко, где меня никакая милиция не найдет. Мы победим и разобьем всех врагов; я получу много денег! И вернусь к тебе. Жди меня, родная! Я обязательно еще вернусь!” Он похлопал меня пониже спины и немедленно ушел.
Честно говоря, я даже немного всплакнула. Какой бы он ни был — какие бы они ни были, — теперь я снова оказалась одной-одинешенькой. Приходила милиция, допросили меня, я им ответила, как есть: был и ушел, сказал, что на войну. Они записали мои показания и удалились, презрительно на меня посмотрев.
И теперь я опять живу так, как жила до всего этого. Снова каждый день хожу на работу, ни с кем там не общаюсь, а дома смотрю телевизор, ложусь в холодную постель и жду своего любимого, хотя, в общем, уже и не жду.
Ответь мне, Алиса: как мне быть дальше?.. Я чувствую себя совершенно сломленной. Почему все так получилось?.. Ведь когда я жила, как велела моя мама, — то была совершенно одинокой и никому не нужной. А когда попробовала поступать так, как все вокруг, как мои подруги, — скатилась до уровня бомжихи. Кто же в результате прав и как же мне жить?.. Или такова вообще моя женская судьба, моя доля, и не должна я ничего для себя желать и хотеть, а просто так существовать, замкнувшись в самой себе, правда, зато и не причиняя никому вреда?!..
С уважением, Инна К.”.
Отвечает кандидат психологических наук Алиса Л.:
“Дорогая Инна!
С волнением и подлинным сопереживанием прочла твою исповедь. К сожалению, история твоей жизни, которую ты искренне мне изложила, вполне типична для многих женщин, что по складу характера и вообще своей явной “положительности”, казалось бы, самой судьбой обречены на счастье — на нормальную семью, любящего мужа, детей, а в реальности зачастую оказываются в полном одиночестве, да еще и приобретая такой негативный опыт, сродни тому, что ты мне описала. Сколько таких писем я получила, сколько несчастных женских судеб буквально прошло перед моими глазами… Кому-то удалось помочь, а кто-то так и не смог выбраться из порочного круга, который сам себе построил.