Я, инквизитор. Башни до неба
Шрифт:
– Пряники! – Вдруг воодушевился мой спутник, увидев серебряную вазу с печеньем и вырвав меня этим возгласом из размышлений. – Мои любимые торнские пряники!
– А?
– О, мастер, вы не знакомы с искусностью торнских пекарей? Вы много потеряли, говорю я вам, но вот вам, однако, предоставляется случай компенсировать эту потерю.
Священник быстро схватил рыцаря с наставленным копьём в руках, скачущего на коне, и откусил ему голову. По его лицу разлилось блаженство.
– Несравненный вкус. Лучшая пшеничная мука, смешанная с мёдом и восточными кореньями, в пропорциях,
Я тактично оставил без внимания неудачную метафору, поскольку, к сожалению, некоторые наиболее вдохновенные проповедники позволяли себе столь же дикие сравнения, и иногда было неизвестно, отдают ли они в своей речи дань уважения Богородице, или, скорее, думают о реальной или воображаемой любовнице.
– И представьте себе, – продолжал секретарь архиепископа – что тайну выпечки этих пряников охраняют так же строго, как флорентийские мастера тайну производства своего несравненного хрусталя. Сколько там людей уже отправилось под землю за то, что слишком много знали, ба-а...
Признаюсь, что священник соблазнил меня своей речью, так что я потянулся за пряничком. Выбрал тот, который изображал епископа с посохом в руке и в высокой митре. И тоже для начала откусил ему голову.
– Знаете что, – сказал я с набитым ртом – они действительно великолепны. В жизни бы не подумал. Ведь меня и раньше угощали пряниками, но этот вкус не сравнится ни с чем другим...
– Вот видите. – Он улыбнулся с таким удовольствием, как будто сам обучил торнских пекарей трудному искусству кондитера. – Парень, налей-ка нам красной альгамбры, той, восемьдесят восьмого года, – приказал он слуге. – Скажу я вам, – обратился он уже в мою сторону, – что это был за год, ммм...
Как видно, передо мной был знаток и ценитель, не только гурман, но и знатный выпивоха. Интересно, смог бы преподобный Кеплень похвастаться сколь же обширными знаниями, если бы речь зашла о понимании Священного Писания.
– Вам, наверное, интересно, – священник высоко поднял толстенький палец, – зачем я осмелился вас побеспокоить и попросил о разговоре.
Честно говоря, этот вопрос не лишил бы меня сна, но я вежливо покивал головой.
– Что ж, думаю, не нужно много говорить о том, как высоко мы ценим мастера де Вриуса. Не только как потрясающе талантливого художника, но и как ревностного христианина и, что тут говорить, как человека с золотым сердцем...
Ну-ну, после такой бочки мёда должна была последовать ложка дёгтя.
– ...но – Кеплень быстрым жестом согнул палец обратно и слегка нахмурился, – даже такой кристально честный человек имеет один крошечный изъян, такую, скажем, Ахиллесову пяту... – он значительно посмотрел на меня. – Если вы понимаете, о чём я...
– Изучение классической литературы было частью моего образования, – успокоил я его. – Как я понимаю, вы говорите про Шумана.
– Вот именно. О мастере Шумане и злополучном конфликте между двумя великими личностями, который повлёк за собой такое несчастное событие как...
– ...мой приезд, – закончил я за него.
– О, нет! – Он замахал
Скажите, пожалуйста, об этом я не знал. Но, как видно, уважаемый архитектор решил обезопасить себя всеми способами и атаковать врага на каждом возможном фронте.
– Добавлю ещё, что в своих действиях мастер де Вриус никоим образом не советовался с Его Преосвященством князем-архиепископом, потому что если бы, – Кеплень снова выставил палец, – он попросил совета, то, безусловно, не получил бы разрешения на подобные действия, в которых мы видим лишь неразумный гнев, вызванный конкуренцией, которая, в конце концов, должна строиться на благородных принципах, как и подобает между цивилизованными людьми и добрыми христианами.
– К сожалению, ручка отломилась, молоко разлилось, – сказал я, намеренно внося диссонанс в эти обтекаемые фразы, произносимые священником.
– Какое ёмкое резюме, – с тёплой улыбкой заметил он. – Однако смею надеяться, что общими силами мы справимся с этой проблемой. Его Преосвященство князь-архиепископ уполномочил меня... – Кеплень на миг прервался и подождал, пока слуга наполнит наши бокалы.
Попробовал и зачмокал с видимым беспокойством.
– Это точно восемьдесят восьмой год, парень? – Подозрительно уставился он на слугу.
– Безусловно, преподобный отче. Я не посмел бы выполнить приказ иначе, чем до йоты.
– Эх! – Секретарь архиепископа махнул рукой, позволяя слуге покинуть комнату. – Будем считать, что это восемьдесят восьмой. – Теперь он смотрел на меня. – Хотя я чувствую резкую ноту, характерную для девяностого года. Впрочем, попробуйте и судите сами.
– Боюсь, что мой вкус не является достаточно деликатным, чтобы оценивать столь редкие напитки, а любое вино, которое стоит больше, чем дукат за бутылку, я считаю превосходным, – ответил я шутливым тоном, хотя и, строго говоря, в соответствии с истиной.
– И отнюдь не справедливо. – Кеплень наполнил мой бокал, с таким трепетом наливая вино, словно оно было олимпийской амброзией. – Потому что качество не всегда идёт рука об руку с ценой. Но не будем спорить о вине, хотя эта тема весьма благодарна. Скажите мне, будьте любезны, мастер инквизитор, что вы собираетесь делать? – Он уставился на меня с любопытством в широко открытых глазах.
Это был опасный человек. Гладкий и вежливый, но я был уверен, что под этой обаятельной оболочкой скрывалось железное ядро. Доверенным секретарём архиепископа не станешь просто так, лишь потому, что ты ценитель еды и напитков.
– Проводить расследование, – ответил я коротко. – Как мне и приказано.
– Расследование. – Он скривил губы, как будто его в этот момент болезненно ткнули булавкой. – Что за неудачное слово, мастер инквизитор, если вы позволите мне выразить столь неделикатное мнение.