Я, инквизитор. Башни до неба
Шрифт:
– Мой помощник говорит, что Шуман пришёл в бешенство, когда этот каналья исчез. Он приказал повсюду его искать. Разослал людей по всей Христиании. Говорят, что... вы знаете, руки на отсечение я не дам, но, видимо...
– Говорите.
– Говорят, что Шуману всё равно, доставят ему Хаутера живого или по кускам.
Если это было правдой, то уважаемый архитектор переживал не о Хаутере, а о том, что было у упомянутого Хаутера в голове. И Шумана, видимо, полностью устроит, если ему принесут голову бывшего работника.
– Мастер Маддердин...?
Мой трактирщик до сих пор казался человеком
– Что там? Снова какая-нибудь кулинарная катастрофа?
Он даже не попытался сделать вид, что моя шутка его рассмешила. Странно, поскольку люди, даже если они не понимают нашего чувства юмора, обычно пытаются смеяться, когда инквизитор шутит или рассказывает анекдот. Такой уж у нас... особый шарм.
– Мастер Маддердин, кое-какие люди хотели бы с вами увидеться. Сегодня вечером они вас посетят...
– Как это сегодня вечером?! С каких это пор ты приглашаешь чужих в мою квартиру? Если им есть что...
– Им не отказывает, – прервал меня трактирщик и на этот раз поднял голову.
– Ах. Им, – буркнул я. – Птичка от тонгов прилетела, да? Ну хорошо, я его приму, раз уж он придёт. А ты что? – Я сильно хлопнул корчмаря по плечу. – Чего ты боишься? Парни тонгов не убивают таких милых добродушных трактирщиков как ты.
И это была правда. Убийство действительно не сочеталось с философией тонгов. Ибо философией этой была прибыль, а с трупа сложно выжать деньги. Если, конечно, кто-нибудь достаточно богатый не заказал этот труп заранее. Если в городе появлялся талант из провинции и начал воровать самостоятельно, то очень скоро к нему наведывался вежливый посланник местного цехмистра (как остроумно называли воровских вожаков). И излагал предложение, от которого невозможно отказаться, но сумму дани он устанавливал, как правило, на приемлемом уровне, в зависимости от таланта вновь прибывшего. Если вор имел наглость отказать, через пару дней посланник тонгов появлялся снова, но на этот раз в сопровождении двух или трёх громил, которые убеждали дерзкого приезжего в своей правоте, однако им было запрещено калечить тело, ломать кости и тому подобное. Если и это не давало результатов, тонги признавали случай слишком безнадёжным и приказывали отрезать бунтовщику руки. Однако по-прежнему не убивали! Впрочем, такой несостоявшийся вор, убийца или вымогатель с обрубками рук создавал гораздо лучшее впечатление на других не желающих платить. И собственным примером доказывал, как вредно для здоровья ссориться с тонгами. «Смотрите!» – говорили о нём и показывали пальцами. «Это тот, кто не хотел платить».
И поэтому все платили, потому что никто не хотел остаться без рук. То же самое было со шлюхами, борделями, попрошайками, игорными домами и студенческими братствами, а также тонги «опекали» магазинами и таверны. Но здесь уже дело не было столь простым. Сильные цехи, например, ювелиров или мясников, могли эффективно бороться с влиянием преступного братства, поскольку имели в распоряжении собственную стражу, знакомства в верхах (и даже в аристократических и церковных дворцах) и много денег. А тонги разумно не лезли силой туда, где их не хотели видеть. Хотя, впрочем, иногда пытались. Тогда на рассвете на улицах и в реке находили больше трупов, чем обычно. После чего всё приходило в норму. Я подозревал, что ювелиры или мясники тоже платили тонгам отступное, чтобы обеспечить себе спокойствие, но, конечно, это нельзя было рассматривать как регулярную дань.
Я понимал моего трактирщика, для которого неожиданный визит посланника этого объединения воров, должно быть, стал неприятным сюрпризом. Я, однако, видел светлые стороны ситуации. Прежде всего, тонги явно пытались выказать мне уважение, заранее предупредив о визите своего представителя. Это означало, что они, скорее всего, имеют дружеские намерения. Что, впрочем, ни о чём не говорило, поскольку в общении с тонгами путь от радушной беседы до ямы в земле не был ни слишком длинным, ни слишком извилистым. Разумеется, это правило никоим образом не касалось инквизиторов.
Трактирщик, видимо, не проникся моим легкомысленным подходом к столь серьёзному, по его мнению, делу, потому что аж вздрогнул, услышав сказанные мной слова. Я снова похлопал его по плечу и улыбнулся собственным мыслям. В Христиании становилось всё интереснее...
Поздно вечером, когда я удобно лежал на кровати и старался не обращать чрезмерного внимания на вшей, я услышал тихий стук в дверь.
Я удивился, поскольку перед этим до меня не донеслось ни малейшего шума. Ни звука шагов по полу, ни скрипа крутой лестницы, ведущей в мою комнату. В связи с этим я мог быть уверен в одном: это прибыл с визитом человек тонгов. В конце концов, их учили в бесшумно ходить, бесшумно подкрадываться и бесшумно убивать. Я мог лишь надеяться, что сегодня вечером он намеревался завершить демонстрацию своих навыков бесшумной ходьбой.
– Войдите, – откликнулся я и спустил ноги с постели.
Дверь распахнулась, и на пороге предстал невысокий худой человек в грязно-серой епанче. Его волосы были тронуты сединой, а лицо усталое и изрезанное морщинами. Вы не дали бы за него ломаного медяка, но я разбираюсь в людях. С первого взгляда я понял, что что-то в нём есть. Эта экономность и точность движений, умный острый взгляд... О, да, любезные мои. Это не был первый попавшийся уличный бандит. Что нет, то нет.
– Я польщён, что вы согласились со мной встретиться, инквизитор Маддердин, – сказал он любезно.
– Пожалуйста, садитесь. – Я указал ему стул. – Это не дворец, но нашей беседе никто не помешает. Вина?
Он поблагодарил коротким жестом.
– Язва, – сказал он честно. – Когда выпью вина, то мне словно кто-то жидкой серы в живот налил.
Я знал, как выглядит наливание жидкой серы в живот, так что сравнение посчитал немного натянутым. Но, тем не менее, красочным.
– Могу ли я быть с вами полностью откровенным, инквизитор? – спросил он.
Член тонгов хочет быть с кем-либо полностью откровенным! Бейте, колокола! Однако бьюсь об заклад, что у нас было разное представление о значении слова «откровенность».
– Я к вашим услугам, – ответил я вежливо, и мы оба знали, что это ничего не значит.
– Я принадлежу к определённой организации, – начал он, – которая занимается, в том числе, поддержанием спокойствия и общественного порядка...
Для члена тонгов он начал действительно красиво. Мне было интересно, что расскажет ли он о содержащихся его друзьями приютах для детей, столовых для бедняков и домах престарелых. Впрочем, во всех крупных городах действительно функционировали приюты для бездомных детей, финансируемые за счёт тонгов. В них они выращивали себе молодую смену...