Я - машина
Шрифт:
***
Говорят, что Санек и сам стал потом много пить, гулять, прожигать деньги. Работать он продолжал грузчиком на старом складе. Мужики изменили к нему свое отношение и стали его уважать – за то, что и выпить горазд, и за словом крепким в карман не лезет.
Он стал проще вести себя в жизни, успокоился, пропали все комплексы, появился цинизм.
Только иногда, очень редко, когда Санек смотрел на небо и видел там летящих птиц, ему становилось не по себе. В такие моменты он пытался понять – для чего его ум сотворил ту странную иллюзию –
Женщины,
которые пьют
Обычно я покупаю какой-нибудь коктейль – градусов девять, не меньше, и гуляю по улице, смакуя вкус спирта и фруктового концентрата. Не могу без выпивки.
Зачем я пью?
Мне кажется, настоящий мужчина должен пить. А я хочу быть настоящим мужчиной. Мужчина должен пить, зарабатывать деньги и гулять налево. У меня получался в совершенстве только первый пункт. Зато у алкоголя есть одно интересное свойство – он отключает верхнюю кору головного мозга, затормаживает ее, и мысли становятся более абстрактными, более отточенными, яркими и правильными. У меня от алкоголя в голову навязчиво лезли размышление о мире. Я называл это «разгребанием старого хлама в своей душе».
Мне не отвратительно видеть пьяным мужчину. Папа никогда особо не пил. Потому, наверное, к мужскому пьянству у меня не выработалось отвращение. Я знал человека, у которого в семье пили в основном мужчины. Он ненавидел пьяных мужчин.
Лично я в детстве видел в основном пьяных женщин. Пила бабушка, пила сестра.
Я не считал, сколько бабушка выпивала за раз. Но пила много и не стеснялась даже одеколона.
Матушка однажды привела меня к ней в гости. Мы открыли дверь, вошли в квартиру, в которой стоял запах горелых тряпок, алкогольного угара и дыма. Воздух был плотным, сырым и удушливым. А еще он был заряжен чем-то ужасно тяжелым, какой-то темной энергией, так что всем своим существом начинаешь чувствовать тревогу.
Бабушка валялась пьяной на постели, от которой воняло. Матрац был прожжен бычками. На полу стояла целая батарея пустых бутылок, и рядом с ними, среди пепла, окурков и обугленных спичек, валялся какой-то лысый мужик в мокрых штанах. На соседней кровати лежала чуть живая прабабушка, которой было уже за семьдесят. Она не пила спиртного и была страшно суеверной.
Ясное дело, что моя матушка не стала меня оставлять в этой квартире. Я был еще слишком мал, чтобы анализировать ситуацию. Но инстинктивно я все понял, такие дни понемногу откладывались у меня в душе, формируя своеобразное мировоззрение.
Бабушка пережила много тяжелых времен и событий. Послевоенное время, террор СССР, постоянные переезды. Ее кочевая жизнь меня пугала – у ее детей постоянно менялись друзья и папы. В этой жизни не было тепла, так как человек попросту не успевает привыкнуть к новым знакомым.
Могло ли это стать для моей бабушки причиной тяги к спиртному?
Она отличалась суровым характером. Любила устроить драку, била своих мужчин. Во многих ситуациях она себя вела, как мужчина. Еще у нее был пробивной характер – она получала все, что ей нужно было для жизни, в любых инстанциях. Умела скандалить, а когда того требовала ситуация, могла и расплакаться, лишь бы добиться своего.
Она много курила. В ее квартире постоянно стоял запах дыма дешевых сигарет. Ее мужчины тоже много курили и пили. Один из них впоследствии умер от алкогольного отравления.
После смерти своего последнего мужа и своей матери, она перестала общаться с нами. Ее мир замкнулся стенами квартиры.
Бабушка перестала выходить на улицу, ей было плевать на то, что происходит в мире. У нее не было ни телевизора, ни радио. Почти всю пенсию она тратила на выпивку. Набирала кучу бутылок, и могла неделю, никуда не выходя, одиноко сидеть в своей квартире.
Немудрено, что однажды у нее случилась белая горячка. В такие моменты она любила материться и ссориться с видимыми только ей людьми. Она ругала потусторонний мир.
А если ей становилось совсем одиноко, она заливала квартиру соседей снизу. Те ломились к ней в дверь, ругали ее и вызывали милицию. Могла она и поджечь свою квартиру. Причем последний способ был более действенным, когда ей требовалось общение. Это развлекало ее.
На утро, слабая и больная, она обливалась холодным потом, не имея возможности даже дотянуться до стакана воды. Бред стихал, и она становилась маленьким ребенком. Сжималась в комочек и отключала свой мозг. Такое состояние называют алкогольной кататонией.
В такие моменты, наверное, она становилось девочкой и возвращалась в детство. Мне сложно даже предполагать, что происходила в такие моменты в ее голове, куда отправлялась ее душа.
В моих снах ко мне часто приходят мои родственники, в том числе и умершие. Они умоляют меня помочь им, сделать хоть что-нибудь во спасение их душ. Приходила и бабушка. Она ругала меня, выла как ведьма, умоляла или плакала – лишь бы я сделал хоть что-нибудь, дабы облегчить им всем жизнь в другом мире. Я считал это чем-то вроде проявления кармы и верил, что это настоящие души моих предков обращаются ко мне. Пока мне не стукнуло двадцать, я боялся их вторжения в мои сны.
Они раскалывали мое «Я». В них было столько отрицательной энергии, что тревога во сне заполняла мое сознание до краев. Они показывали мне картины своей жизни. Однажды я закричал и бросился бежать. Я находился в какой-то башне, сломя голову бежал по ступенькам вниз. Летели перила, проносились этажи, а мне становилось нестерпимо жарко. И вот я оказался на самом нижнем этаже. Здесь жара стояла невыносимая, в огромном душном помещении имелось множество дверей, за которыми полыхали языки огня. Это был ад. И я испугался навсегда остаться там. А проснувшись, еще больше испугался того, что мои родственники попадут туда, а некоторые уже там. Им нужно было как-то помочь.
Я и сейчас думаю, могу ли я хоть что-нибудь сделать для них? Вряд ли! Я все еще в поисках какого-то необычного лекарства, которое может излечить не тело, но и душу.
С возрастом я сумел заставить заткнуться своих родственников в моей голове. Они еще живут там, но уже не угрожают мне, поскольку знают, что это бесполезно. Они молча наблюдают за мной, и так же, как и я, ждут этого чудесного лекарства.
Моя бабушка перед смертью уже путала мир внутренний с миром внешним. Когда ее состояние совсем ухудшилось, матушка забрала ее к себе домой. Там мои родители контролировали каждый ее шаг. Благодаря этим обстоятельствам, перед самой смертью она почти не пила.