Я не ангел
Шрифт:
Первое апреля одарило нас необычной находкой. На нашей родной помойке мы с Васяткой нашли пианино. Настоящие, немецкое пианино стояло на краю огромной лужи не далеко от мусорных баков. Обшарпанное, заляпанное краской, сильно расстроенное, но с целыми струнами и клавишами, одним словом — раритет. Кем нужно было быть, чтобы такую вещь не только довести до такого плачевного состояния, но еще и выкинуть?
Что сделали мы? Ну, конечно же притащили его домой. Если честно, то нашли мужиков, заплатили им и уже на следующий день приступили к реанимации настрадавшегося от излишнего «внимания» людей инструмента. Мыли, сушили, зачищали, грунтовали и покрывали лаком мы его очень долго и тщательно, а потом с большим нетерпением ждали приглашенного
Ну, что могли бы сказать наши соседи по поводу нашей игры, если бы стены нашей квартиры были такими же тонкими, как в современных домах, я вслух произносить не хочу, но то, что моя игра мало чем отличалась от бренчания Василисы, это факт. Слух есть, умение было, навыков у этого тела — нет. Все получилось, как в сказке — «На колу мочало, начинай сначала». Благо хоть учитель мне теперь не нужен. Осталось только ноты в интернет-магазине заказать и время для тренировок найти, тем более дочечка тоже изъявила желание учиться музыке.
Сегодня самый лучший день. Мы сможем открыть окна и я, наконец-то, их помою. На улице конец апреля. Деревья покрылись молоденькой листвой. Орут как оглашенные воробьи. Солнышко радует, как никогда, а тусклые окна портят всю картину. Они у меня большие, высокие. Непорядок!
Окно в комнате, где лежит мой молчаливый красавец-муж, я оставила на последок. Супруг находится на многофункциональной кровати с приподнятым изголовьем лицом к окну, а дочка комфортно разместилась подле него с книжкой. К тому моменту, когда я приступила к чистке рамы, на мои плечи навалилась усталость.
— Учитывая, что ваш маленький ослик по имени Ленка уже весь в мыле в прямом и переносном смысле слова, мы не только будем ужинать позже обычного тем, что было приготовлено вчера, но и без массажа сегодня тоже придется обойтись. Зато завтра мы пойдем гулять все вместе, если, конечно, сумеем усадить нашего папочку в шикарное кресло на колесах, — рассуждала я вслух, залезая на подоконник.
То ли по причине усталости, а может потому, что я очень сомневалась в том, что смогу сама его обратно на кровать затащить, и была недостаточно внимательной, произошло то, что произошло. А если точнее, то перевернула я ведерко с водой, поскользнулась, и, нелепо взмахнув руками, выпала в открытое окно.
Летела я не далеко и не долго. Первый этаж это вам не второй и не третий. Ведь чем отличается полет с большой высоты от малой? С большой — сначала крик, «А-а-а!», а потом шмяк, а с малой наоборот, сначала шмяк, а потом крик. В моем случае и шмяк, и крик раздались изнутри квартиры, потому как лично я приземлилась удачно, и орать мне было незачем. Занятия на скалодроме даром не прошли, а потому я не только удачно упала, но и со скоростью спринтера этим же путем, через окошко, попала назад в квартиру. Картина, представшая моим глазам, еще вчера показалась бы мне нереальной. На полу возле кровати тылом к верху, носом в пол, возлежал мой красавчик муж, а рядом с ним сидела орущая изо всех сил Василиса. Первым делом я, естественно, кинулась к сильно напуганной и бьющейся в истерике малышке. Буквально рухнув рядом с ней на колени, я обхватила ее голову руками и, прижав к себе, начала успокаивать свою девочку, попутно стараясь рассмотреть, чем там занят слабо шевелящейся индивидум в памперсе, и откуда на полу возле его головы столько крови.
— Не плачь мое солнышко. Не плачь моя хорошая. Что? Папа упал? Кровь? Так, что? Ты два дня назад на скалодроме со стеной носом встретилась у тебя тоже кровь шла… И ничего. А папа… Посмотри… У него даже руки и ноги зашевелились. Если бы я знала, что его с кровати уронить нужно, для того, чтобы он хоть
Все оказалось не так страшно, как я подумала, а еще страшнее. Нет, ребенок успокоился довольно быстро и, тихонько всхлипывая, побежал за полотенцами. И папочка, как оказалось, всего лишь носом с полом поцеловался, отсюда и кровь. Сломать его он не сломал, но в крови испачкал все, что смог и шишку на лбу набил. Вид у него при этом был презабавный. Вот только смеялась я не долго, а если точнее, то только пока вытирала кровь, переворачивала на спину, умывала, радовалась тому, что пусть и слабо, но у Кирилла шевелились руки и ноги. А вот потом… Потом я плакала, потому как раз за разом все мои попытки поднять его назад на кровать оканчивались полным провалом. Сил моих на этот подвиг не хватало. За день навкалывалась так, что еле свои ноги таскала, и на помощь позвать было некого. Напротив нас в огромной квартире проживала бабулечка, божий одуванчик. Дедуля постарше сторожил одну из квартир наверху, а во второй, там же, наверху, шел вяло текущий ремонт. А если точнее, то чаще всего там никого не было.
Как не старалась, поднять Кирилла на кровать я так не смогла. Ни сама, ни с его помощью, он на самом деле мог теперь двигать руками и ногами, ни с помощью подручных средств. Пришлось устраивать ему лежбище прямо на полу. Все таки сбросить матрас с подушкой на пол и перекатить на него здорового мужика намного легче, чем пытаться его же затащить на эту кровать. Перестала хлюпать носом Василиса. Закончились одновременно вместе со слезами мои силы и этот нелегкий день. Ребенок уснул, едва коснувшись подушки. Мне же такое счастье светило еще не скоро. «Полового» жителя нужно было еще накормить, обиходить на ночь, лекарства дать, укол сделать.
Пока кормила, колола, подмывала, новый памперс цепляла, он пыхтел как ежик и молчал, а как закончила, заговорил. И как я сразу не додумалась, что раз ожил, то и заговорить по идее должен. Устала, наверное. А он… Как он меня напугал! Когда рядом со мной раздался хриплый глухой голос, меня чуть не парализовало. Он же, зараза, не только заговорил, но еще и грязью меня поливать начал:
— Ты, я гляжу, как всегда, и в огне не тонешь, и в воде не горишь. Из окошка аки ласточка вылетела и, как драная не убиваемая кошка, назад заскочила. А с Василькой как щебечешь… Прям как родная. То знать ее не хотела. Отшвыривала девчонку от себя, памперсы с нее двумя пальчиками снимала, кривилась, а теперь меня подмываешь и даже блевать не бегаешь. Неужели моя маменька расщедрилась и тебе большие деньги платить начала, или ты за меня пенсию инвалидную большую получаешь? Я же тебе даже здоровый был не нужен. Так зачем ты со мной с больным возишься, время теряешь? А как же молодость, возможности карьерного роста, подиум, твои так и не откопанные из земли таланты? Языки? Музыка? Спорт? Личная жизнь? Как же твой Махмуд? Или как там его правильно? Может ты его, и не только его, по ночам в соседней комнате принимаешь, подрабатываешь на дому? Может это он тебе такую шикарную квартиру снимает?
Зря он эту речь свою толкнул. Зря… Я уже давно не совсем леди. И руки у меня уже давно не слабые. Это после больницы я была «сильна», как куренок. Теперь, после того как его поворочала, массаж регулярно поделала, плюс скалодром и пианино, слабой меня назвать точно было нельзя. Вы когда-нибудь здоровались за руку с хрупкой девочкой пианисткой, которая по восемь часов в день по клавишам тугого старого инструмента «лупит»? Нет? А вы попробуйте. Их, таких маленьких и хрупких, на арену цирка можно выпускать. Они там, шутя, своими тонкими пальчиками гвозди гнуть будут, и цветочки из них делать.