«…Я не имею отношения к Серебряному веку…»: Письма И.В. Одоевцевой В.Ф. Маркову (1956-1975)
Шрифт:
Только очень прошу Вас сразу мне ответить, да или нет. Объяснять, почему «нет», не надо. Как и не надо против желания соглашаться писать.
Если «да», то я сейчас же пришлю Вам еще не сброшюрованные стихи, как уже послала их Тарасовой, пожелавшей о них писать [243] .
Ну, вот. Теперь решайте. Но пусть это Вас не беспокоит и не огорчает. Отказывайтесь с легким сердцем — обиды не будет.
Какая идиотка Анстей. Я в «Современнике» нарочно для нее написала несколько строк о «Г<урилевских> романсах» как Андрей Луганов [244] . Не могу надивиться ее непониманию поэзии. Ведь она сама недурно пишет. А в стихах чужих ровно ничего не смыслит — глупейшая статья о Пастернаке в «Гранях» [245] .
243
Рецензия Н.Б. Тарасовой на сборник Одоевцевой «Десять лет» была опубликована под названием «Лунный поэт» (Грани. 1962. № 51. С. 234–238).
244
В своем обзоре сборников, выпущенных «Рифмой», Одоевцева главное место уделила «Гурилевским романсам», заявив: «Хотя Владимир Марков, поэт новой эмиграции, стоит в стороне от парижской ноты, но внутренне, в смысле вкуса и мастерства, он приближается к поэтам не только парижским, но и к поэтам конца Петербургского периода» (Луганов А. <Одоевцева И.В.> О сборниках стихов издательства «Рифма» // Современник (Торонто). 1961. № 2 С. 62).
245
Анстей О. Новый Пастернак // Грани. 1960.№ 45. С. 101–109.
246
Марков В. Советский Гамлет // Там же. С. 119–124. Через месяц после письма, 30 апреля 1961 г., Марков выступил на конференции в Сан-Франциско с докладом на тему «Пастернак-переводчик». Текст доклада был опубликован: Markov Vю An Annoticed Aspect of Pasternak’s Translations // Slavic Review. 1961. Vol. 20. P. 503–508.
Теперь у меня еще и другая просьба — нельзя ли получить пальто для Терапиано, зимнее и легкое. Он изнемогает от тяжести своего холодного пальто. Если можете раздобыть ему легкое и теплое, сделаете доброе дело. Вот его размеры:
Рост — 1 м<етр> 75 с<антиметров> рукава — 63 сант<иметра> грудь — 49 <сантиметров> талия — 110 с<антиметров>!
Он, бедный, очень растолстел после операции, хотя и находится на вечном режиме.
Хотелось бы, чтобы Вы прибавили и костюм, но уже для старичка, нашего приятеля. Роста он такого же, талия — 95 сант<иметров> Этого старичка любил Жорж, и я его даже выписала в Ганьи и забочусь о нем. Говорят, в Америке студенты охотно жертвуют свои вещи. Боюсь только, что все они тонкие.
Пожалуйста, если посылку не удастся послать, не пишите об этом Терапиано. Это я для него стараюсь. Сам он не стал бы просить.
Приезжала И.Г. Агуши — клялась в вечной дружбе, наобещала былей и небылиц и посылок. Но, уехав, по-американски все забыла. Бог с ней.
У меня неожиданно обнаружилась прекрасная фотография Жоржа. Когда соберусь с деньгами, размножу ее и пришлю Вам.
С самым сердечным и дружеским приветом и пожеланием благополучия всем Вам.
Ваша И. Одоевцева
36
18, Av<enue> Jean Jaures GagnyS/O 6 февраля <1961 r.>
Дорогой Владимир Федрович,
Я опять целую вечность не отвечала на Ваше такое дружественное письмо.
Но на этот раз у меня было смягчающее вину обстоятельство — я была очень больна, с жаром в 40,5. У нас тут злостная эпидемия гриппа, к тому же возвратного.
Но что меня удивляло, у меня ровно ничего не болело, так что хворать оказалось даже довольно приятно и даже утешительно.
Я все еще лежу в постели и, как всегда после сильной болезни, поглядываю на окружающее радостным взглядом. Все мне кажется лучше и милее, чем шесть недель тому назад. Жаль только, что пришлось пропустить столько литсобытий больших и малых.
Вот и вчера был доклад [247] редактора «Граней» Тарасовой с забавными прениями, в которых нес чепуху Померанцев.
Сегодня Тарасова приезжала в Gagny и навестила меня. Она преславная и удивительно не по-эмигрантски уютна и добродушна. Здесь она всем очень нравится — даже жене Терапиано, которая не любит ни стихов, ни поэтов, к сожалению. Но она все же хороший человек, хотя и антипоэтический.
247
Доклад
Я все еще не поблагодарила Вас за Ваше согласие написать о моих стихах. Спасибо большое. Адамович сказал, что Вы можете обо мне написать «как никто», и вообще неожиданно наговорил массу лестного о Вашем уме и вкусе. Неожиданно — оттого что от него другим всегда ждешь скорее осуждения, чем похвалы. Но о Вас он говорил так вдумчиво и серьезно, что я не могу не передать Вам его мнения о Вас, очень лестного.
Он, конечно, капризен в своих суждениях, но он по-настоящему умен, и похвала его не должна Вас оставить безразличным.
О пальто Ю<рия> К<онстантиновича> не огорчайтесь слишком. Раз не удалось, то и беды большой нет. Тем более что он ведь о моей «вылазке на одежном фронте» и не подозревает. И значит, все в порядке.
Я не помню, писала ли я Вам, что у меня обнаружилась очень похожая карточка Г<еоргия> В<ладимировича>. Если хотите, я ее пересниму для Вас.
К сожалению, как Вы и сами знаете, книга стихов ничего, кроме «славы», не приносит — никакого гонорара. Поэтому нужно, чтобы она «прогремела, как гром». А то уже слишком обидно. «Для того ли я, Господи, пела?» и т. д.
Еще раз спасибо, что Вы хотите мне помочь прогреметь. Я Вам действительно благодарна от всего сердца. Пусть Вам и всем Вашим будет хорошо. Душевно Ваша
И. Одоевцева
<На полях:> Очень меня тронуло, что бедный Бобка спит в пальто. Неужели собачья старость так же печальна, как человеческая. Все же она, наверное, не так отвратительна. Среди каких стариков и старух мне приходится жить.
37
23/III <19>61
Дорогой Владимир Федрович,
Я только что получила Вашу статью [248] и пишу Вам в состоянии смущения и восторга.
Лучше написать нельзя было. Она даже превосходит статью Адамовича [249] .
Особенно замечательно начало, но и дальше все прекрасно. Кроме все же упрека в перевранной цитате. Нет, в этом я не грешна. Я привожу цитату из незаконченного рассказа Пушкина про чертей. Черт играет в аду в карты, приговаривая: «Мы играем не для денег, а чтоб время провести» [250] . И я, и все мы в Петербурге постоянно повторяли ее по разным поводам. Кажется, я узнала ее от Ходасевича и даже читала ее в одной из его книг о Пушкине. Мне казалось, что она широко известна, иначе я, конечно, не взяла <бы> ее. «Если надо оправдываться, то не надо оправдываться».
248
Имеется в виду статья Маркова «Десять лет Ирины Одоевцевой» (Новое русское слово. 1961.19 марта).
249
Адамович Г. Наши поэты: 2. Ирина Одоевцева // Новый журнал. 1960. № 61. С. 147–153.
250
В стихотворении «Все было, было, бы… Лото под лампой…» (1959) Одоевцева неточно процитировала строки пушкинского третьего наброска к замыслу о Фаусте «Сегодня бал у сатаны» (1825). У А.С. Пушкина: «Ведь мы играем не <из> денег / А только б вечность проводить!» Включая это стихотворение в свою книгу, она вдобавок вынесла (оставшиеся неточными) строчки Пушкина в эпиграф.
Мне очень, очень интересно все, что Вы пишете, и невероятно приятно. И до чего лестно!
Вы правы — я довольно бесстыдно ищу читательской любви — она мне просто необходима. Хотя ее, как и многого житейски-необходимого, у меня нет. Не нравится и мне нарочитость концовки, обращенной к читателям, — это я уступила Софье Прегель (ей, между нами, я обязана книгой). Правы Вы и что горестные стихи больше всего нравятся читателям и доходят до них. Им бы хотелось, чтобы я издала толстый сборник «Розовые слезы», а остальные стихи выбросила. Я сама сомневалась, стоит ли помещать все «вдовьи слезы» в «Десять лет». Неловко как-то. Но меня уговорили — необходимо!