Я не свидетель

Гоник Владимир Семенович

Назвав номер, таксист вышел, держа берет в руке...

– Ну что, Ефим Захарович, как байка?
– спросил Михальченко.

– Думаешь, таксист изложил заготовленное сочинение?

– Нет, Касперский, по-моему, не врал. А вот пассажир гнал ему липу о приятеле, который не смог улететь, заболел. Старик Тюнен, что ли, его приятель?

– Едва ли.

– Достать бы нам этого пассажира, - мечтательно сказал Михальченко.

– Мы, Иван, живем в эпоху сплошного дефицита, - хмыкнул Левин.
– Но подумать надо...

23

Журнал "Я -

жокей", который Шоор подарил Левину в первое свое посещение бюро, Левин ни разу не открыл. Сунул его тогда в кожаную папку с бумагами, а папку, как обычно, в кейс. Так и таскал с собой, забывая выложить журнал дома. Сделал это только сегодня, когда полез в папку, чтобы отдать жене талоны на сахар, полученные по дороге на работу в домоуправлении.

Сейчас журнал разглядывали сын и невестка. Жена на кухне беседовала с внуком, а Левин сидел у окна в кресле и читал газету. Иногда до него долетали восклицания сына и невестки:

– Вот это полиграфия! Какие краски! А бумага!

– И парень хорош. Как сложен!

– А костюмчики на нем! А лошадки! Пап, посмотри!
– сын повернулся к Левину, протягивая ему раскрытый журнал.

На левой странице крупно была снята шея и голова лошади, под уздцы ее держал так же крупно до пояса сфотографированный красивый молодой человек с сильным, обнаженным торсом. Видно был ветерок. Светлые длинные волосы отброшены за ухо, голубые глаза смотрели прямо в объектив. Выражение его лица, - крупных губ и глаз - излучали гордость и довольство. На правой странице тот же парень сидел верхом на иссине черной лошади. Красиво контрастировал с нею его яркооранжевый спортивный костюм.

– Реклама, - сказал Левин, возвращая сыну журнал.
– Так сказать, наше сырье, их технология, - он вспомнил слова Шоора: "Мы делаем с вашим конным заводом бизнес".
– На работе у меня есть еще один номер, как-нибудь принесу... Рая!
– крикнул он жене.
– Я пойду на полчаса прогуляюсь. Что-то голова болит.
– И не дождавшись ответа, вышел в прихожую...

Левин спускался по лестнице в своем подъезде и думал: "Георг Тюнен получил наследство, которое ему и не снилось. Теперь оно достанется его сыну Александру. Уедет он в Германию или нет, но первое, что сделает - там или здесь, - наверное купит видеомагнитофон, джинсовый костюм и машину... Завтра с утра надо будет пойти к Иегупову. Почему он соврал? Чего испугался?.. Надо, чтоб Михальченко вышел с радиоспортсменом на место, где тот нашел паспорт. Хорошо бы, чтоб Михальченко уговорил Остапчука пойти с ним туда".

24

Та же убогая квартира на Комсомольской, дом пять, тот же мрачный неприветливый хозяин, в глазах которого мелькнул испуг, едва он увидел Левина в дверном проеме.

– А я опять к вам, Антон Сергеевич, - Левин не стал дожидаться приглашения, а направился в глубину комнаты.

– Что еще?
– спросил Иегупов.
– Я сказал тогда все, что знал.

– Да нет,

Антон Сергеевич. Ведь Тюнен был у вас.

– С чего вы взяли?
– тяжелые сильные руки старика начали суетливо перекладывать на столе предметы.

– На станции скорой помощи документально зафиксирован вызов, сделанный пятнадцатого апреля по вашему адресу. Сделан он, как записано там, Иегуповым к больному Тюнену.

– Да, и Георг был у меня, и скорую я вызывал. Худо ему стало, сознание потерял.

– Почему же вы скрыли от меня?

– Испугался.

– Чего?

– Вы сказали, что он пропал. А в таких делах в свидетели лучше не попадать. Кроме меня в Старорецке у него нет никого. Вот по-вашему и выйдет, что кругом я виноват. Да еще если его убили, не дай Бог.

– Я ищу не виновника чего-то, а Георга Тюнена.

– Как же я докажу свою невиновность?

– Давайте попробуем вместе.

– Пробуйте, - пожал плечами Иегупов, как бы не веря в искренность намерения Левина.

– Когда и в котором часу Тюнен ушел от вас совсем?

– В день отъезда, семнадцатого. Мы вместе из дому вышли.

– Вы хорошо помните число?

– Да. В этот день я ходил в амбулаторию закрывать бюллетень.

– Давайте вспомним этот день подробней. Итак, самолет Тюнена в девятнадцать пятьдесят. Вещей у него много было?

– Нет, легкий чемоданишко.

– Он поехал в центр к агентству, чтоб оттуда рейсовым отправиться в аэропорт. Так?

– Нет. Мы вышли вместе, я поднес ему чемодан до рощи, растолковал, как идти дальше. От меня так ближе в аэропорт. За рощей шоссе, там часто ходит автобус. Дальше я его провожать не мог, у меня на пять был талон к врачу.

– В котором часу вы вышли из дому?

– В десять или пятнадцать минут пятого.

– К врачу не опоздали?

– Нет. Мне от рощи до амбулатории двадцать минут хода.

– Тюнен был одет в плащ?

– Натянул только шляпу. Было тепло. Плащ он нес в руке.

– Вы не знаете, денег с собой у него много было?

– Не спрашивал. К чему мне знать про чужие деньги.

– А какая у вас пенсия, Антон Сергеевич?

– Восемьдесят семь рублей.

– Значит у входа в рощу вы попрощались и больше не виделись?

– Больше не виделись.

– Он не оставлял вам для передачи кому-нибудь письма, записки, просто устной просьбы. Может быть, забыл какую-нибудь вещицу у вас?

– Ничего такого не было... Разве что бутерброд. Приготовил в дорогу, я еще покупал ему диабетический хлеб. Сказал, что всегда в кармане носит кусочек такого хлеба. В тот день завернул он его в бумажную салфетку, а взять с собой забыл. Я, когда вернулся, гляжу, лежит этот бутерброд на столе.

– Когда "скорая" прибыла, что делал врач?

– Два укола. Потом сидели долго ждали, пока Георг придет в себя.

– Госпитализировать не предлагали?

– Предлагали. Отказался Георг.