Я (не) ведьма
Шрифт:
— Ты не можешь пробудить свою силу даже для того, чтобы разрушить заклятия Манилы, — безжалостно сказала Варла, — а хочешь противостоять законам природы. Яд победит тебя. Может быть, позже, учитывая твою странную возможность сдерживать злое колдовство. Но все-таки превратит. От этого есть только одно лекарство
— кол в сердце или отрубленная голова.
Чед глухо зарычал и вдруг встал передо мной, загораживая меня от своих матери и брата. Это взбесило Варлу:
— Что ты рычишь на меня, щенок?! — крикнула она на сына. — Ты сам понимаешь, что это неизбежно. Ты что, хочешь
— Не смей говорить обо мне, будто я уже покойница, — сказала я сквозь зубы. Чед согласно рыкнул.
— Ты — покойница! Нежить! Нетопырь! — заявила свекровь и приказала: — Сэр Эдейл! Вы казнили одну упыриху, защищая моего сына, казните и вторую, защищая жизнь короля!
Я впилась взглядом в лицо Рэндела. Что он намерен сделать? Убить меня, как убил свою невесту?.. Раскел говорил, что Рэндел любил ее… Мне он тоже клялся в любви…
«Она напала на Чеда, хотела впиться ему в горло, — услышала я слова Рэндела, как наяву. — Пришлось отрубить ей голову».
Ради брата и господина он убил женщину, которую любил. И вот — снова оказался перед выбором. Рыцарь- Несчастье. Ему и в самом деле не везет. Не везет во всем — начиная от рождения, заканчивая любовью к женщине.
— Не медлите, добрый сэр, — уговаривала его Варла. — Смелее! Докажите свою верность.
Наверное, мне тоже надо было что-то сказать. Свекровь убеждала меня, что я могу воздействовать на людей — могу взглядом и голосом подчинить их своей воле. Если я сейчас заговорю с Рэнделом, то смогу заставить его убить старуху, которая сначала так жаждала отдать меня для насилия монстру, а потом с не меньшим жаром начала требовать моей смерти?..
Наверное, у меня бы получилось. Но я не сказала ни слова. И даже закрыла глаза, чтобы не видеть окаменевшего лица Рэндела.
Я устала. Смертельно устала. Пусть всё решится само. Без моего участия… Только быстро. Чтобы я не успела почувствовать боли и страха.
— Я не стану ее убивать, — прозвучал вдруг голос Рэндела.
Этот голос, эти слова — они словно вдохнули в меня жизнь. Я встрепенулась, открывая глаза. Чед стоял у моих ног, воинственно вздыбив шерсть, а Рэндел убрал меч в ножны.
— Сборище трусов и безумцев! — прошипела Варла и выхватила непонятно откуда длинный тонкий трехгранный кинжал. — Тогда я сама избавлюсь от нее!
Все произошло быстрее, чем можно было досчитать до трех. Чед зарычал, а Рэндел одним движением руки обезоружил Варлу, отобрав у нее кинжал.
— Как ты смеешь! — взвизгнула моя свекровь, потирая ушибленное запястье.
— Еще не договорил, — сказал Рэндел, швыряя кинжал в дальний угол. — Я убью любого, кто посмеет причинить зло миледи Кирии. И с этого дня буду находиться при ней неотлучно.
Чед поддержал его одобрительным рыканьем. Варла горестно покачала головой и сказала мне:
— Ты глупа, — а потом добавила, обращаясь к сыну и Рэнделу: — А вы — ослеплены. Она погубит всех
Глава 22.
Древние легенды
Дубрава встретила меня спокойствием и тишиной. Даже ветер, завывавший в лесу и ломавший ветки сосен, здесь утих. Душу охватили умиротворение и тепло, как дома, перед очагом в зимний вечер.
Я приподняла капюшон, оглядываясь и стараясь, чтобы солнце не коснулось моей кожи. Вокруг не было ни души, но солнце стояло в зените, не отбрасывая тени. Вспомнилась любимая поговорка Донована, который свято соблюдал час полуденного отдыха: «Когда солнце перед тобой, сзади могут незаметно подкрасться демоны».
«Каких демонов мне бояться после встречи с Манилой?» — сказала я себе, подавив трусливое дрожание где-то в области желудка. Я завертелась во все стороны в поисках таинственной незнакомки, обещавшей мне помощь, когда придет беда.
— Выходи! Я пришла! — крикнула я, сжимая кулаки.
А что, если это — очередная ложь или ловушка? Но другого выхода не было, и я снова и снова кричала на все четыре стороны: «Выходи! Выходи! Выходи!».
Чед и Рэндел остались ждать по ту сторону ручья, который весело звенел даже вопреки зимним холодам, а я вышла к круглому озеру, чтобы вызвать фею Флёр-де-Фарин, над существованием которой смеялась всего полгода назад.
— Выходи! — крикнула я снова, и мой голос подхватило лесное эхо.
Горячая рука обожгла мне плечо даже сквозь одежду, и я невольно вскрикнула оглядываясь. Рядом стояла стройная фигура в плаще с широким капюшоном, скрывавшим лицо.
— Не надо кричать, — сказал знакомый голос. — Я услышала бы тебя и без всего этого шума. А если ты немного помолчишь, то услышишь, как волны в озере напевают: «Трое и одна, трое и одна — доверься и будешь спасена!». Занятная песенка, правда?
Я помолчала, но никакой песенки не услышала.
— Может, покажешься? — попросила я нарочито резко, скрывая смущение. Было что-то в этой женщине, что заставляло чувствовать себя несмышленым ребенком, заблудившимся в трех соснах.
Я почти ожидала, что она откажется, но женщина, помедлив, откинула капюшон. Лицо ее было миловидным, но совершенно обычным. Я, ожидавшая красных глаз или, на худой конец, татуировок на щеках, была разочарована. Женщина была такой же рыжей, как и я. Неубранные в прическу локоны упали на плечи и грудь. Но вот серые глаза незнакомки встретились с моими глазами, и я невольно прикрылась рукой — мне показалось, что я ослепла от яркой вспышки. Женщина снова накинула капюшон на голову и тихонько рассмеялась:
— Теперь ты понимаешь?
— Новое колдовство! — не удержалась я от язвительной реплики. — И вправду, чем дальше на север, тем больше…
— Ты пришла упрекать меня или просить помощи? — перебила незнакомка.
— Помощи, — мрачно сказала я. — Меня укусила упыриха… Моя свекровь считает, что меня надо убить, пока не поздно. Она говорит, что лекарства от упыриного яда нет.
— Она говорит правильно, — сказала женщина. — Лекарства нет.
— А… а… — я не могла произнести ни слова, хватая ртом морозный воздух.