Я Пилигрим
Шрифт:
– Я сообщу об этом своим коллегам, – наконец произнесла женщина-коп, явно разочарованная своим поражением. Губка Боб и его дружки, наверное, не слишком-то обрадуются этой новости. – Похоже, у нас нет иного выбора, кроме как сегодня же начать расследование убийства.
– Очень хорошо, – сказал я.
– Как вы догадались, что Додж был не один? – спросила она, не сумев скрыть нотку былого пренебрежения.
– Из-за наркотиков и бинокля. Его не берут с собой, когда идут любоваться фейерверками.
– Зачем же ему понадобился бинокль?
– Попробуйте воспроизвести ситуацию шаг за шагом. Очевидно, некто знал, как незаметно проникнуть на территорию поместья, – начал объяснять я, все еще высматривая такси. – Он вошел в дом и обнаружил Доджа в библиотеке. Это был его друг или знакомый: если бы хозяин не знал этого человека, он поднял бы тревогу. Я почти уверен, что гость наплел ему небылиц о каком-то бедствии. Во всяком случае, он рассказал Доджу нечто, сильно его взволновавшее. Что-то ужасное, вырвавшее беднягу из головокружительного наркотического опьянения, но одновременно сломавшее его бешеную волю к жизни.
– Что же убийца мог такого сказать? – нетерпеливо поинтересовалась Кумали.
– Перечитав показания знакомых потерпевшего, вы убедитесь, что многие из них утверждают, будто он безумно любил жену.
– Да, это так, – подтвердила Кумали.
– В тот вечер Камерон порхала по барам на своем «джет рейнджере». Думаю, визитер сообщил Доджу, что вертолет только что разбился в бухте.
Кумали молчала. Слышно было лишь, как она глубоко вздохнула.
– Додж безоговорочно поверил гостю, – продолжал я. – В имении есть посадочная площадка для вертолетов, и он ждал, что жена вот-вот вернется домой. Частично протрезвев от ужасной новости, Додж схватил бинокль, чтобы осмотреть бухту. Они выбежали на лужайку вместе с гостем. Додж смотрел не на фейерверки, а на воду внизу. Чем ближе к мысу, тем больше у него было шансов что-нибудь увидеть. Именно поэтому он выбрал место в четырех ярдах от бельведера. Листва там отсутствовала, и вид на залив был гораздо лучше. Единственным деревом было то, которое он задел, падая вниз.
Но что он мог там разглядеть? Ничего не увидев внизу, Додж или встал на ограждение, или перелез через него. Он поднес бинокль к глазам, и в этот момент его толкнули в спину. Все прошло как по маслу: когда вы проводили эксперименты с манекеном, он в точности имитировал падение человека.
Я замолчал: не было никакого смысла подробно рассказывать, как Додж летел с утеса и разбился о скалы. Здесь не могло быть никаких сомнений.
Кумали ничего не сказала, и в конце концов мне пришлось спросить:
– Вы меня слушаете?
– Да, – ответила она. – Я начну работать прямо сейчас. Составлю расширенный список всех, с кем потерпевший вступал в контакт. Как вы сами сказали, гостем был человек, которого он знал.
– Не принимайте в расчет Камерон и всех других, кто был в вертолете: они не могли оказаться в доме. Додж, как видно, полагал, что они борются за свою жизнь после падения вертолета в море. Убийцу надо искать среди его друзей.
Было еще одно обстоятельство, о котором я не упомянул. Некая деталь, которая меня по-настоящему разозлила. Можете назвать это своего рода подписью убийцы: я был уверен, что нитка из хлопчатобумажных брюк Доджа была оставлена на ограждении намеренно – чтобы копы сделали нужный злоумышленнику вывод.
Случай, когда преступник действовал именно таким образом, был описан в моей книге.
Глава 30
Когда мне наконец удалось поймать такси, я узнал плохие новости.
Закончив телефонный разговор с Кумали, я увидел свободную машину и ринулся в поток транспорта, чтобы поймать ее. Трудно поверить, что пешеход способен уцелеть среди этой орды итальянских водителей, но мне каким-то чудом удалось выбраться. Я попросил таксиста отвезти меня в аэропорт.
Нужно было как можно скорее возвращаться в Бодрум. Пристегнув потуже ремень безопасности – лучше бы это была полноценная сбруя, настолько беспечно вел машину шофер, – я позвонил Бену Брэдли.
Когда в трубке раздался голос Бена, я объяснил ему, что нахожусь во Флоренции.
– Мы продолжаем расследование, – заявил я, испытывая душевный подъем. – Доджа убили, сообщите об этом.
– Я два часа безуспешно пытался дозвониться до вас, – сказал Брэдли.
– Извините. В моем телефоне не было аккумулятора.
Он мог звонить только по одной причине – чтобы передать послание от Шептуна. Я знал, что ничего хорошего тот не сообщил.
Брэдли завел разговор об убийстве в «Истсайд инн», но я знал, что это только для камуфляжа. Потом он упомянул, что наши коллеги провели серию тестов, включая компьютерное моделирование, о чем мне следовало знать.
Бен не понимал смысла того, что говорил: на самом деле он передавал сообщение. Задавать ему вопросы было бесполезно. Единственное, что мне оставалось, – слушать с упавшим сердцем.
Он сказал, что у парней приближается важная дата – 30 сентября.
– Вы ведь знаете, какими бывают эти компьютерные психи, – продолжал он, словно читая текст заранее написанного сценария. – Их трудно загнать в определенные рамки. Говорят, что им надо дать еще две недели – на случай, если вдруг возникнут какие-то непредвиденные проблемы. Поэтому они называют вторую неделю октября.
На этом разговор завершился. Я еще долго сидел, погрузившись в раздумья. Из сообщения Бена я узнал, что Шептун приказал своей команде смоделировать, возможно на базе какой-то учебной военной игры, определенную ситуацию. Надо было выяснить, сколько времени потребуется гражданскому лицу, чтобы произвести большое количество вируса оспы, используя общедоступное оборудование. Имея такие исходные предпосылки, они высчитали, что это можно сделать к концу сентября, а потом для верности добавили еще пару недель.
Теперь у нас имелась приблизительная дата: время, события, надежды – все сходилось в одной точке. Допустим, это будет 12 октября, сказал я себе, День Колумба. Годовщина смерти моей родной матери.
Глава 31
Когда таможенники открыли потертую сумку Сарацина, они обнаружили там аккуратно сложенные слаксы, две белые рубашки к вечернему костюму, стетоскоп с термометром, экземпляр Корана и английский журнал – но отнюдь не «Экономист» или «Бритиш медикал джорнал». Издание это носило выразительное название «Большие сиськи», и почти на каждой странице красовалась голая девица с огромной грудью.