Я Пилигрим
Шрифт:
– Нет проблем. Вам повезло, что нужны только легализованные абоненты.
И тут я понял, что рано начал праздновать успех.
– Что вы имеете в виду?
– В наши дни многие научились подключаться незаконно.
Я почувствовал тошноту.
– Это ведь не часы «Ролекс» и не сумочки от Луи Вуитона. Используют пиратскую аппаратуру, в основном китайскую. Китайцы подделывают и декодеры, и наши карты доступа. Продают их в маленьких магазинах электроники и интернет-кафе. Это большой бизнес. Достаточно купить декодер и
– Как вы думаете, сколько примерно пиратских декодеров действует в провинции Мугла?
– В регионе такого размера? Тысяч десять, а может быть, и больше. Нет никакой возможности выявить пиратов: они работают в глубоком подполье. Есть надежда, что в следующем году удастся разработать специальную технологию, чтобы отследить…
Я перестал его слушать. Не исключено, что через год мы все будем мертвы. Десять тысяч декодеров без списка абонентов делают задачу невыполнимой. Я поблагодарил Хауэлла за помощь и повесил трубку.
Так и стоял не двигаясь в наступившей тишине. Черный пес отчаяния кусал меня за пятки. Мои надежды вознеслись до небес и тут же разбились вдребезги. Это был тяжелый удар. В первый раз с тех пор, как я был втянут в эту войну, мне на несколько мгновений показалось, что я нашел решение проблемы. Теперь, когда все обратилось в прах, я был беспощаден к себе.
Возник вопрос: чем я в действительности располагаю? Составил список телефонных будок – это раз, благодаря счастливому случаю и прекрасной работе команды итальянских экспертов я до сих пор остаюсь в игре – это два. А что еще? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: этого слишком мало.
К тому же я не на шутку разозлился на весь мир: на проклятых китайцев с их пиратской продукцией; на Брэдли, Шептуна и всю их братию – за то, что они бросили меня здесь в одиночестве; на арабов, которые полагают: чем больше убитых, тем крупнее победа. Но особенно я был зол на женщину из Бодрума и мужчину на Гиндукуше, которые оставили меня в дураках.
Подойдя к окну, я попытался хоть немного успокоиться. Разговор по телефону с сотрудником компании «Скай» все же принес пользу: я узнал, что разыскиваемая женщина почти наверняка живет в этом регионе, – хоть какой-то прогресс. Я взглянул на крыши домов: она где-то поблизости. Все, что мне нужно, – найти ее.
Я пытался прикинуть в уме, в какой из телефонных будок она стояла, ожидая, когда раздастся гудок, но у меня не было абсолютно никаких зацепок. Я мог вытащить только пустой билет. Да, я слышал, как мимо проезжал транспорт и где-то поблизости негромко играла музыка – радиостанция, или что там было, не знаю.
Достигнув этой точки в своих рассуждениях, я подумал: где же обновленный вариант фонограммы? Собирается ли Агентство национальной безопасности выделить, усилить и идентифицировать звуковой фон? Чем вообще занимается там, на родине, Шептун со своими парнями?
Я был в подходящем настроении, чтобы дать выход своему разочарованию. То, что в Нью-Йорке был поздний вечер, меня не заботило. И я набрал номер.
Глава 37
Брэдли ответил на звонок, сказав, что еще не ложился спать, но по его голосу я понял, что он страшно измотан. То же в полной мере относилось и ко мне. Бен для прикрытия завел разговор о смерти Доджа, но я его оборвал:
– Помните, мы говорили о музыке? Ну, о той, которая звучала на фоне шума движущегося транспорта?
Брэдли, конечно, не понял, о чем идет речь, но сказал:
– Да, помню.
– Как там обстоят дела? – спросил я. – Кое-кто, насколько мне известно, должен был провести исследование и попытаться идентифицировать ее.
– Не знаю. Ничего такого я не слышал.
– Займитесь этим вопросом, ладно? Сделайте несколько звонков.
– Конечно, – ответил Брэдли, обиженный моим тоном и сразу же впавший, подобно мне, в раздражение. – Когда вам нужна эта информация?
– Прямо сейчас, – ответил я. – Предпочел бы получить ее несколько часов назад.
Голодный как черт, дожевывая уже третью засохшую конфету из мини-бара, я сидел в кресле, глядя в окно и думая об этой проклятой женщине, когда зазвонил телефон. Это был Брэдли, он сказал, что музыка не дала ничего интересного.
– Эксперты отфильтровали звук нью-йоркского транспорта, – сказал он. Упоминание Нью-Йорка в этом контексте было совершенно бессмысленно. – А потом усилили музыку. Она, конечно, турецкая. Сказали, что якобы играет кавал.
– Что? – переспросил я.
– Кавал. Типа флейты: семь отверстий вверху и одно внизу. Народный музыкальный инструмент. Известно, что им пользуются турецкие пастухи, чтобы вести за собой стадо.
– Отлично. Значит, мы ищем пастуха, который гонит овец по проспекту в час пик.
– Не совсем так, – заметил Брэдли. – На этом инструменте часто играют, особенно он популярен у групп, исполняющих народную музыку.
– Кавал, говорите? А это была живая музыка? Или ее передавали по радио? Может, она звучала с компакт-диска?
– На этот вопрос ответ не получен: убрав фоновый шум и усилив музыку, эксперты утратили то, что называют знаками при ключе.
– Господи боже! А проще выражаться они не в состоянии?
Я посмотрел на крыши домов и еще раз спросил себя: где же стояла эта женщина? Да что же это за место такое, где одновременно слышен шум транспорта и звучит турецкий народный музыкальный инструмент кавал?
– Есть и еще одна проблема, – продолжал Брэдли. – Они не могут определить мелодию. Фрагмент не очень большой, но, похоже, никто не слышал его раньше.
– Странно, – сказал я. – Неужели не нашлось хоть одного эксперта, кто в этом разбирается. Вы говорите, что это народная мелодия?