Я побит – начну сначала! Дневники
Шрифт:
Завтра поеду на «Мосфильм». Постараюсь попросить деньги в бюро и у книголюбов.
С Новым годом! Какой-то он будет, год Быка?! (Все-таки я – Быков.)
Я – сонный дом. Скребутся мыши. Часы стучат. В душе покой и тьма. Я начал год, расслабя мышцы, И рук и ног, и воли и ума. Я к датам чувствую какое-то влеченье, В них есть всегда мистический порог, В них для меня есть тайные значенья, Хотя,06–07.01.85 г
Болею. Не то грипп, не то простуда. Записался в «Союзмультфильме» в микрокартине «Волчок» (150 метров) – стихи Заходера. Делал с удовольствием.
Встретился с М. Щетининым и в «Советской России» с его ребятами. Встречу записывали. «Чучело» продолжает идти в Москве, несмотря на каникулы, всего в пяти кинотеатрах – идет фестиваль «Сказка». А мы болеем на пару с Леной. Ничего не происходит. Телевизор в неограниченном количестве.
07.01.85 г
Попробую преодолевать болезнь сознательно. Надо бы работать. Начать, допустим, вариант «Куролесова» (и это вовсе не значит, что я его должен буду тут же ставить – может быть, отдам его той же А. Суриковой).
Хотя и страшно писать «планы», но хорошо бы в этом году:
1. Написать вариант «Васи Куролесова» (договор).
2. Написать вариант «Европейского группового портрета».
3. Закончить ремонт на Алабяна, на Черняховского.
Смотрел сегодня «Дети райка». Я совершенно покорен Барро. Это очень интересная работа в кино. Во-первых, он уникален. Прекрасен, а потом он слил воедино себя-Пьеро и себя-Барро. Он был (и оставался) условен, и это вовсе не мешало ему существовать «реалистично», по-кинематографически (тех лет). Хотя (или благодаря этому) все немного условно-сказочно, продуманно, но ничего не мешает и не раздражает. По большому счету не в этом дело.
А потом по телевизору показали Уланову (фильм о ней). И вдруг и Уланова, и Барро срифмовались. И не только близостью пластических искусств, а в первую очередь духовным потенциалом, целомудрием, романтичностью, чистотой. Как, наверное, сегодня трудно станцевать (я уже не говорю сыграть) Джульетту. Не зря у Эфроса в телепостановке девочка [148] закатывала скандалы и была на грани шизофрении. Чистота и вера в идеал как ненормальность, как психическое заболевание – сегодня самая распространенная трактовка. Оттого так трудно было найти мне исполнительницу «Чучела», оттого я так горжусь, что нашел Кристину.
148
Актриса Ольга Сирина.
Да, она могла бы сыграть и Джульетту, а потом и Жанну д’Арк! Но… предала она меня, предала. Я простил ей, давно простил, но моя безумная любовь к ней осталась воспоминанием, а отдать ей три-пять лет жизни – жаль. Да, еще, пожалуй, надо было бы преодолевать сопротивление и самой Кристины, и мамы. А вообще-то жаль: была бы актриса с мировым именем. И, может быть, это было бы первое имя в мире среди советских актрис. (Это вам не Настасья Кински!)
Нет. Пойду по своему плану. Постараюсь открывать Лену и себя.
Все расклеилось во мне, спуталось, смешалось. Все еще лежу на дне, отдыхаю малость. Сколько времени пройдет, сколько лет убудет? А вернусь – который год на земле-то будет? Толща вод над теменем, Все подвижно. Гляньте! Вот машина времени В первом варианте!08–09.01.85 г
Эти наши читки в постели, как я их люблю! Читает обычно Лена. Сегодня читали Гоголя: письмо Жуковскому о лиризме русской поэзии, о западниках и славянофилах, об односторонности в подходе к театру (и об однородности вообще).
Какой взлет мысли и чувства! Какой блеск ума!
«Полный взгляд на вещи», который тогда так поразил меня в письме к Белинскому, оказывается, один из основных «китов» гоголевского мировоззрения. Он пишет о «полном поэте», о «полной картине», он даже пишет, что явление надо рассматривать не с двух, а со всех четырех сторон…
Отношение к монархизму и монарху у Гоголя мною понималось не до конца. Да, конечно, Николай Васильевич игнорировал подход к царской власти как к проблеме власти и государственного устройства. Дело, оказывается, в ином: он видел в монархе божье дело. Он считал, что царь от Бога, от идеи Христианства. Тут можно говорить о гоголевской идее царя, которая состоит в том, что по этой идее монарх – сама Любовь. Закон сух и мертв. К закону Гоголь считал необходимым прибавлять человека как связь Бога и людей. Он так и пишет Жуковскому: «Оставим Николая…» То есть оставим конкретную фигуру конкретного царя… Это начало гоголевского богоискательства. Для Гоголя не было проблемы власти – была проблема Бога.
Он органически диалектичен, ставя в прямую альтернативу театр и театр, идею и идею как противоположные по содержанию вещи. Односторонность для него равна фанатизму (включая религиозный). Вот что потрясающе. И когда он пишет о тамтамах и барабанах язычников, он говорит о том, что они так же прекрасно служат Христу, как служили языческим богам.
Сколько остроумия, народного, видимо, украинского: «Писал писачка, а имя ему собачка!»; «Обидевшись на вши – шубу в огонь» (я не слышал таких поговорок). А какой погром чиновникам и «секретарям»! Глубочайшее проникновение в суть и объем явлений. Свободное оперирование историей человечества как своей собственной биографией.
Очень интересно он пишет Жуковскому о русском лиризме и его особенностях: 1) об отношении к России; 2) об отношении к царю. И там и там Гоголь анализирует одну особенность. Россия – не идея квасного патриотизма. Россия для русских поэтов – образ высокого, требующего служения, поднимающего поэта до собственного величия. Так и идея царя – принципиальная идея человека с божественными обязанностями, страдающего, любящего, обязанного перед Богом и людьми.
И идея России, и идея царя – у Гоголя идеи духовные, высокие, человеческие: это две идеи нравственного совершенства (как должно быть).
Та самая вера в «доброго царя», о которой много говорится в новой истории, не вполне наивна, если ее понимать по-человечески, как проблему духовную.
У идей, как и у людей, есть светская жизнь. Переходя из области духовной в светскую, из области высокой позиции в область общения, идеи часто лишь внешне остаются похожи сами на себя. Уловить жизнь и движение идей бывает непросто. Гоголь, ратуя за полный взгляд на вещи, владея им, удивительно видел, как и куда движутся идеи. «Светская жизнь» идей вызывала в нем сарказм. Надо было быть на гоголевской высоте, чтобы обладать этим даром.