Я подарю тебе землю
Шрифт:
Капитан, испытанный морской волк и уроженец этих широт, прикрывая рукой глаза от морских брызг и струй дождя, отчаянно старался разглядеть недалекий берег, знакомый ему с самого детства, выискивая безопасную бухту, где можно укрыть корабль и спасти ценный груз.
Наконец, чутье подсказало ему, что они обогнули мыс, поскольку волны напирали уже не так свирепо, и корабль перестал надрывно стонать, словно его вот-вот раздавит. Все взоры устремились в сторону капитанского мостика. Даже гребцы, прикованные цепями к скамьям, прекрасно понимали, что их судьба напрямую зависит
Они вошли в бухту, которую капитан опознал как бухту Монжуа. Когда они укрылись в ней, он приказал встать носом к морю, а потом поднять весла и бросить якорь, отпустив канат на достаточную длину, чтобы он надежно зацепился за дно. Убедившись в этом, капитан закрепил бизань и осмотрел палубу. Потом велел как следует привязать груз и распределить сместившийся балласт.
Ночь в гостеприимной бухте прошла спокойно: шторм стих так же внезапно, как и налетел, и вскоре уже трудно было поверить, что совсем недавно корабль едва удержался на самом краю бездны. Когда зажгли кормовые огни и закончили приводить корабль в прежний вид, капитан спустился к кормовой каюте и тихо постучал в дверь.
— Кто там? — послышалось из-за двери.
— Капитан, сеньора.
Раздался какой-то невнятный шум, и дверь распахнулась.
Помещение было относительно просторным. У двух противоположных стен к полу были прикреплены две койки, посередине стоял низкий столик, над ним — окошко из маленьких стёкол в свинцовой раме. Окошко находилось значительно выше ватерлинии и пропускало в комнату немного дневного света, а по ночам можно было наблюдать, как сверкает вода в кильватере корабля.
Оттуда была вида также мачта с флагом Барселоны и качающийся на корме фонарь, установленный так, чтобы свет падал на мачту и флаг, давая понять, что место в бухте занято, если вдруг какому-либо из блуждающих в окрестных водах кораблей придет в голову причалить в этой тихой бухте. По другую сторону каюты, у самой двери, стояли шкаф и огромный сундук, в котором пронесли на борт корабля одну из пассажирок, а теперь в него сложили ее вещи.
В слабом свете из окошка капитан смог рассмотреть двух женщин. Судя по выражению лица компаньонки, она еще не опомнилась от страха после пережитого, но графиня, хотя явно страдала от морской болезни, выглядела спокойной.
— Когда мы прибудем в Барселону, я щедро отблагодарю вас, капитан, — приветливо произнесла Альмодис. — Ваш опыт и самообладание, проявленные в таких тяжких условиях, достойны награды.
— Сеньора, это долг любого моряка, — ответил капитан. — Я не сделал ничего особенного.
— Вы же сами знаете, что порой это весьма непросто, далеко не каждый на это способен.
— Вы переоцениваете меня, сеньора. Мне хорошо известно, кто доверил вас моим заботам, и нет ничего страшнее, чем разочаровать этого человека.
— Скажите, капитан, как там мои люди?
— Нам всем пришлось несладко. Одно дело мы, моряки, а тем, кто не привык к качке, пришлось совсем худо. Но должен сказать, ваши стражники проявили недюжинное мужество.
— Прошу вас, капитан, позовите Дельфина и шевалье Жильбера д'Эструка.
— Одну
Донья Лионор, компаньонка Альмодис, так и не перестала дрожать, когда капитан снова постучал в дверь.
— Войдите, — откликнулась Альмодис.
Перед ней предстал бледный как смерть Жильбер д'Эструк, сжимающий в руке берет.
— Ваш секретарь просит его извинить: он в таком состоянии, что просто не может встать с койки, и я его понимаю. Мои ребята тоже лежат в лежку после этой болтанки. Что до меня, то сколько я ни ходил в море — никогда не попадал в такую передрягу. Удивлен сеньора, что вы так прекрасно держитесь.
— Сеньор д'Эструк, в моем положении меня куда больше качки больше беспокоят другие проблемы.
И тут над палубой разнесся звонкий голос впередсмотрящего:
— Справа по борту корабль!
Рыцарь бросился к кормовому окну, чтобы посмотреть, что происходит на на палубе, и по всему кораблю разнесся зычный голос второго помощника:
— К оружию!
Неслышно подобравшись со стороны берега, из тумана медленно выплывали две шлюпки с обернутыми мешковиной веслами, чтобы не было слышно плеска, в каждой шлюпке сидело по десятку вооруженных до зубов мужчин, их вид не предвещал ничего хорошего.
Жильбер д’Эструк тут же понял, какая опасность угрожает его сеньоре.
— Графиня, не теряйте времени! Забирайтесь обратно в сундук и не высовывайте оттуда носа, пока опасность не минует или пока нас всех не убьют.
— Сеньора, сделайте то, о чем просит капитан, и позвольте мне надеть ваше платье, — вмешалась бледная как смерть Лионор. Пусть они примут меня за вас, тогда мы сможем выиграть время.
Альмодис повернулась к компаньонке с благодарной улыбкой.
— Благодарю, вы подсказали отличную идею. Сеньор, дайте мне кинжал и проводите меня к вашим людям.
— Сеньора, вы ставите меня в тупик, мне приказано...
— Теперь, сеньор, приказывать буду я! И не мешкайте, время не ждёт! Дайте мне кинжал, ступайте на палубу и готовьтесь к обороне.
Жильбер д'Эструк, отстегнул кинжал, закрепил его на поясе графини и вышел. Рыцари, уже успевшие прийти в себя после шторма, ожидали у двери каюты. Бернат де Гурб, Герау де Кабрера, Перельо Алемани, Гийем де Мунтаньола и Гийем д'Оло стояли с обнаженными мечами, готовые по первому слову отдать жизнь за графиню.
Матросы вооружались, чем только могли — хватали железные крючья, кинжалы, багры, в общем, что попадалось под руку. Едва женщины остались одни, Альмодис тут же приказала компаньонке:
— Надень мое лучшее платье и спрячься в глубине каюты! Скорее!
На палубе стоял страшный шум. Нападавшие карабкались на борта галеры, цепляясь абордажными крючьями. Альмодис наблюдала за происходящим через окошко в двери каюты. Люди Жильбера д'Эструка сражались как одержимые. Вскоре она разглядела того, кто командовал шайкой разбойников. Это был классический образец пирата, точнее сказать, бандита, поскольку нападающие пришли с берега, а вовсе не с другого корабля.