Я помню локоны моей любимой
Шрифт:
Я встал на четвереньки и начал ощупывать землю в поисках вырванной у коня поклажи. Вскоре меч и походная сумка оказались у меня в руках. В сумке нашлось немного еды, фляга с водой, огниво, кинжал и маленький котелок. Хоть что-то. Кровь уже не вытекала из глазниц, но они все равно еще болели. Если оставить все как есть, можно заработать инфекцию, и тогда умирать я буду долго и в мучениях.
Дальнейший план действий родился быстро. Наспех перекусив, я встал и побрел на ощупь вперед. Дойдя до ближайшего дерева, я попытался нащупать его ветки, чтобы сорвать с них листья. В последние пару дней дождь не шел, поэтому
Кое-как соорудив из веток и листьев маленький шалашик и обложив его по кругу камнями, я взял огниво и попытался высечь кинжалом искру. Это заняло очень много времени, поскольку я не видел, куда летят искры и летят ли вообще, зажегся хоть один листик или нет. Периодически я осторожно подносил руку к веткам, чтобы проверить, не загорелось ли что-нибудь. В какой-то момент я даже готов был в отчаянии бросить это занятие. Пытаться разжечь костер слепым - смешно же!
Через час пустых усилий мне все же удалось поджечь один из листочков - это я почувствовал, когда поднес к нему руку. Я постарался максимально аккуратно поместить этот листок прямо в центр сооруженного костра. И вот уже через несколько минут я ощутил жар разгоревшегося огня.
Я снял одежду и начал ощупывать тело на наличие открытых ранений. Поначалу я пытался ориентироваться на боль, но болело вообще все, а потому пользы это не принесло. В итоге ничего серьезного я не обнаружил - только ушибы, синяки и царапины. Самой серьезной проблемой оставались глаза, но я уже придумал, как ее решить.
Я достал кинжал и поднес лезвие к костру. Единственный доступный мне способ сейчас остановить кровотечение и предотвратить инфекцию - прижечь. По-хорошему, стоило бы очистить глазницы, вырезав остатки, но, боюсь, на такое я все же не способен. Оставалось только надеяться, что я смогу выбраться, и этим займется придворный лекарь.
Я аккуратно коснулся лезвия кончиком пальца. Горячее. Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, прежде чем приложить раскаленный клинок к тому, что осталось от левого глаза.
Вся глубина значения слова "боль" раскрылась предо мной, будто пасть готового разорвать добычу дикого зверя. Так для святого ощущался бы поцелуй дьявола. Мое бытие сосредоточилось в одной точке пространства и времени, а потом сгорело в адском пламени. Жгучая резь подобно реке текла внутри головы, размывая берега разума и мыслей. Так истошно я не вопил никогда в жизни. Казалось, что не только птицы и звери, но и сами деревья от испуга должны были разбежаться кто куда.
Обычно после болевого пика становится легче, и на месте ранения разливается приятная теплота, но сейчас боль не проходила. Даже когда я убрал кинжал от лица, раскаленные иглы продолжали протыкать глазницу. Боль так сильно мучила меня, что я начал биться головой об землю в надежде вышвырнуть сознание вон, лишиться чувств, отвлечься, забыться - что угодно, лишь бы избавиться от страданий. В какой-то момент я просто лег на спину, раскинул руки в стороны и попытался уйти в себя.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем меня немного отпустило. Пришло облегчение. Боль уже ощущалась не так остро. Поначалу я обрадовался и даже на мгновение почувствовал себя безмерно
Сказать, что меня обуял ужас - это не сказать ничего. Даже факты слепоты и потерянности в лесу не так пугали меня, как перспектива вновь испытать эту адскую пытку. Я задрожал. Изо рта вырвался непроизвольный стон. Мысленно я пытался отговорить себя от этой затеи. А может вовсе и не нужно прижигать глаза? Может при этом ранении поступают по-другому? Черт, откуда же мне знать, ведь я не лекарь. Все, что я знаю: раны прижигаются, чтобы остановить кровотечение и не допустить заражения. А в моей ситуации умереть от инфекции было бы крайне обидно и глупо. Я обязан выжить. Ради возлюбленной, ради нашего счастья, ради будущего.
Я встал, взял кинжал и поднес его к огню, а сам внутренне готовился к тому, чтобы вновь познать резко обжигающую сладость страдания. Какой силой воли должен обладать человек, чтобы еще раз добровольно решиться на подобное? Я усмехнулся. Что ж, есть в этом и положительный момент - теперь, если меня поймают и будут пытать враги, я выдержу все, что они для меня приготовят. Я уже познал Боль.
Собравшись с силами, я приложил кинжал к правой глазнице.
Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Меня с головой накрыл безумный болевой экстаз. Из глубины души вырвалось нечто доселе там дремавшее. Восторг и наслаждение мукой, восхищение этой ослепительно яркой вспышкой боли. Мой крик перерос сначала в хрип, а потом в звериный рев.
И тьма забвения приняла меня в заботливые объятия.
***
Мне снилась Она. Мы гуляли с ней по чистому полю у лесной опушки, а ее улыбка сияла в лучах солнца. И ее волосы, такие длинные, что волочились следом по земле. Но вот что удивительно - ни грязь, ни пыль, ни трава не оседали на них, словно их защищал какой-то ореол. Будто бы в этих локонах таилось нечто священное. Моя любовь смеялась и танцевала на пару с восточным ветром, а я мог лишь смиренно наблюдать за этим. В ней таилась непостижимая магия света. Я лишь разок посмотрел ей в глаза, но сразу увидел ее душу, такую чистую, что перед ней мог бы исповедаться и святой.
И вдруг меня поразило какое-то щемящее чувство в груди. Я был невероятно счастлив, но в то же время меня одолела странная грусть. Я вдруг подумал, что любая радость сменяется печалью, а любой свет - тьмой. Где же конец этой красоты? Когда настанет день, когда я умоюсь слезами за нынешнюю улыбку?
Мне захотелось обнять ее. Крепко прижать к себе, вдохнуть ее аромат, почувствовать тепло. Забыть о невзгодах и просто раствориться в этом сладком моменте понимания того, что она в моих руках и никуда от меня не денется.
Я сделал шаг ей навстречу. Послышался громкий и отчетливый треск сухих веток. Я взглянул под ноги. Странно, тут под ногами только трава, да и лес достаточно далеко отсюда, так почему я услышал этот звук?
Я протянул руку вперед, и вдруг почувствовал твердость древесного ствола. Мир вокруг меня начал растворяться во тьме. Любимая ушла куда-то вперед, она опередила меня на несколько шагов. Мне хотелось крикнуть ей вслед, но я словно онемел. Вскоре и весь цветущий луг, и лес вдали, и ее саму поглотил непроглядный мрак.