Я признаюсь во всём
Шрифт:
Он покачал головой:
— Ну, ну, мистер Чендлер. За кого вы меня принимаете? Это, в конце концов, моя профессия, не так ли? Я не хочу сам себя отправить в тюрьму. Вы вообще никогда здесь не были — даже если вам самому придет в голову это утверждать.
— Вы не хотите знать, зачем мне нужны бумаги?
— Нет, — сказал он. — Но если вы хотите австрийские бумаги, то мы должны сделать вам еще и удостоверение личности. Иначе вы не пройдете через демаркационную линию в русскую
— Прекрасно, — сказал я.
— На чье имя делать бумаги?
— На имя Вальтера Франка, — сказал я, вспомнив моего мастера, делавшего парик.
— Понятно. — Он допил свой бокал. — Женат?
— Нет.
— Дети?
— Нет.
— Профессия?
— Любая, только не творческая.
— Адрес?
— Лучше всего Вена.
— Место рождения?
— Тоже Вена.
— Сколько лет?
— Около сорока пяти.
Он опять кивнул:
— Прекрасно, мистер Чендлер.
— Вы ничего не записываете?
— Никогда, — сказал он, — за кого вы меня принимаете?
— Можно мне еще коньяку?
Он подал мне бутылку:
— Данные о родителях, их профессиях и так далее — по моему усмотрению, согласны?
— Согласен.
— Вы принесли фотографии на паспорт?
— Да. — Я дал их ему. Он внимательно рассмотрел фотографии и сунул их в карман.
— Как ваше обследование? — внезапно спросил он.
— Спасибо, хорошо, — удивленно сказал я.
— Это меня радует. То есть вы здоровы?
— Да, совершенно.
— Прекрасно, — без интереса ответил он и вежливо улыбнулся.
Я не знаю, почему я ему это сказал, это произошло под влиянием непонятной тоски, которая не отпускала меня с тех пор, как я к нему пришел.
— Послушайте, Мордштайн, — тихо сказал я, — я нездоров. Я неизлечимо болен. И через год я умру.
— Мне очень жаль, — сказал он также равнодушно. Он откашлялся. — Сколько вы можете заплатить?
— Сколько будут стоить бумаги?
— Пока не могу сказать.
— Примерно?
— Примерно тысяч шесть, — ответил он. Я рассчитывал на восемь тысяч.
— Хорошо, — сказал я, — тогда сейчас я дам вам две тысячи.
Он тщательно пересчитал банкноты и спрятал их.
— Когда я получу бумаги?
— Через пять дней.
— То есть в субботу, — сказал я.
— В субботу.
— Это точно? Я должен знать точно.
— Точно, если принесете деньги.
Я кивнул.
— Да, деньги, — повторил я и посмотрел на него. — Не заинтересует ли вас еще одно дело, Мордштайн?
— Я заинтересован в любом деле. О чем идет речь?
— О деньгах.
— Что это за деньги?
— Деньги, которые принадлежат мне, — сказал я. — Немецкие
— Что я должен сделать?
— Вы могли бы помочь мне поменять их на австрийские шиллинги.
Он молча с любопытством смотрел на меня, потом тихо засмеялся.
— Ну? — нетерпеливо спросил я.
— О какой сумме идет речь?
— Сколько вы могли бы принять?
— Подумаем. По какому курсу?
— Шесть, — сказал я.
— Пять, пять, — сказал он.
После долгих препирательств мы сошлись на 5,8.
— Как я получу деньги в Австрии? Легально еще ничего нельзя перевести.
— Я дам вам адрес одного из своих друзей. Вы перечислите деньги здесь на счет, номер которого я вам назову, и покажете ему квитанцию, когда прибудете в Австрию. От него вы получите шиллинги.
— Где живет ваш друг?
— У меня много друзей.
— Живет кто-нибудь из них в Вене?
— Да, — сказал он.
— Тогда остановимся на нем.
— Хорошо, — сказал он.
— Еще один момент, — я поднял руку. — Кто мне гарантирует, что я получу деньги в Вене, если здесь перечислю их на счет?
— Я.
— Вот как?
— Вам этого недостаточно?
— Нет, — сказал я. — Я хочу сделать вам другое предложение. Сумму в марках в пакете в вашем присутствии я положу в камеру хранения на вокзале. Квитанцию я возьму с собой в Вену. Когда я получу шиллинги, ваш друг получит квитанцию.
Он подумал, затем ухмыльнулся:
— Согласен. Это хорошая идея.
— Я размышлял над этим целую ночь.
— О какой сумме идет речь?
— О сорока тысячах марок, — сказал я.
Он сидел тихо и улыбался. Потом он стал рассматривать на свет коньячный бокал, который держал в руке, поворачивая его туда-сюда.
— Вы интересный человек, мистер Чендлер, — наконец сказал он.
— Слишком велика сумма?
— Сорок тысяч марок — это более двухсот тысяч шиллингов. — Он покачал головой. — Нет, это не слишком много. Но в крайнем случае мой друг передаст вам деньги двумя частями.
— Согласен, сказал я. — Тогда в камеру хранения мы сдадим два пакета.
Я встал и протянул ему руку. Он пожал ее и улыбнулся тонкими губами. Его пальцы были горячими и сухими, у меня было ощущение, что он борется с большим волнением.
— Мистер Чендлер, — сказал он тихо, — у вас вообще есть такие деньги?
— Если бы у меня их не было, я бы не пришел к вам.
В действительности в этот момент у меня было, со всем тем, что лежало на моем банковском счету, около десяти тысяч марок. Но в субботу в двенадцать часов у меня стало двести тысяч.