Я признаюсь во всём
Шрифт:
Я быстро сел. Если бы мне пришлось еще немного постоять, я бы наверняка упал в обморок. Колени неожиданно задрожали. Через три минуты пришел Кляйншмид со вторым кассиром. Пока Кляйншмид считал деньги, второй кассир наблюдал. Я получил деньги в пачках в купюрах по сто марок. Кляйншмид сложил пачки на поднос. Всего было восемнадцать пачек, по сто купюр достоинством в сто марок в каждой, и одну пачку, в которой было девяносто купюр того же достоинства. Я расписался в получении и сложил пачки в захваченный с собой портфель. Затем я поблагодарил Кляйншмида за помощь и пожелал ему приятных выходных, а также успехов
Сначала я забрал машину. Чемодан я положил вниз, портфель с деньгами — в багажник, но перед этим я вытащил часть денег и рассовал их по карманам.
Потом я позвонил Маргарет, сказал ей, что я уже в Мюнхене и что после обеда приеду в Грюнвальд. У нее в гостях были Бакстеры, они передали мне привет.
— Передавай им тоже привет, — сказал я.
— И приезжай поскорее, Рой, я купила к ужину венские шницели.
Венские шницели были моим любимым блюдом.
— Хорошо, — сказал я.
— Хорошо было на Химском озере?
— Прекрасно.
— Ты помог Джо разобраться с его затруднениями?
— С его затрудне… — Я не сразу понял, но потом сообразил, что эта фраза предназначалась Бакстерам.
— Конечно, — сказал я.
— Видишь, — закричала она с притворной радостью, — ты только вышел из клиники, а они уже опять не могут без тебя! Что бы Джо делал, если бы тебя не было!
— Да уж!
— Будь здоров, Рой. И приходи побыстрее. — Это был последний раз, когда я слышал голос Маргарет. Больше я ее никогда не видел.
Я поехал на Максимилианштрассе к своему ювелиру и забрал украшения. Одно кольцо я надел на палец, второе кольцо и табакерку попросил упаковать. Рубиновое кольцо, которое я надел, было цвета голубиной крови. Такое кольцо, как это, сказал мне ювелир, можно в любое время продать по той же цене, это действительно высококачественная работа.
Когда, провожаемый им до двери, я наконец вышел на улицу, то увидел на другой стороне магазин деликатесов. Там я купил бутылку «Хеннесси», которую сразу же попросил открыть, и бумажный стаканчик. Бутылку я положил в машине рядом с собой.
Время от времени я отпивал по глотку. Все еще шел дождь.
Улицы уже опустели, наступала типичная субботняя послеобеденная пустота, общая для всех крупных городов. Я позвонил из автомата Мордштайну.
— Я уже думал, что что-то случилось, — подозрительно сказал он.
— Все в порядке. Я буду сейчас около вашего дома. Спускайтесь.
Когда я подъехал, он уже стоял на улице. Я открыл ему дверцу:
— Садитесь.
Мы заехали в тихий переулок, там я припарковался.
— Покажите мне бумаги, — сказал я.
— Покажите мне деньги, — сказал он.
Я показал ему деньги. Он отдал мне бумаги.
Они были безупречны. Согласно удостоверению личности я был Вальтером Франком, рожденным 17 мая 1906 года в Вене, проживающим в Инсбруке, на Кайзераллее, 34, римско-католического вероисповедания, холостым, по
— За ваше будущее, — сказал он и улыбнулся.
— Спасибо, — сказал я. Потом я отдал ему деньги за документы. При этом я вытащил из кармана большую пачку купюр по сто марок, но он не сказал ни слова и молча смотрел, как я отсчитываю нужную сумму. — Так, — сказал я, — теперь дальше. Может ваш друг принять сорок тысяч марок?
— Он оплатит их в два приема. По сто двадцать тысяч шиллингов.
— Хорошо, — сказал я, — тогда сделаем два пакета. — Я взял с заднего сиденья упаковочную бумагу и бечевку. Затем я сделал два маленьких пакета. В каждом пакете лежало по 20 000 марок в купюрах по сто марок. Я тщательно перевязал пакеты. Мордштайн не отрываясь смотрел на мои пальцы, между делом отпивая из бутылки. Когда все было готово, мы поехали на железнодорожный вокзал. Я припарковал машину, и мы пошли в камеры хранения багажа. Мордштайн следовал за мной как тень. Он ни на мгновение не выпускал пакеты из виду.
— Вы боитесь, что я их подменю?
— Да, конечно, — дружески ответил он.
Я сдал оба пакета, заполнил бланки и получил две квитанции на выдачу. С ними я вернулся в машину.
— Какой адрес у вашего друга? — спросил я Мордштайна, который теперь казался успокоенным.
— Я вам его записал, — ответил он и дал мне бумажку. Я прочитал: «Инженер Якоб Лаутербах, Вена IV, улица принца Евгения, дом 108». Ниже — «телефон Р 28 8 42».
— Когда вы ему позвоните? — спросил Мордштайн.
— В понедельник утром.
— То есть вы уезжаете сегодня вечером?
— Да, — сказал я.
— Когда?
— Вы хотите с цветами прийти к поезду?
— Нет, — сказал он. — Это всего лишь спросил. Вы не обязаны отвечать. Кроме того, есть всего два поезда.
— Вот именно. Хотите выпить еще глоточек со мной?
— Охотно, — сказал он. На этот раз он пил из стаканчика, а я из бутылки. Мы стояли под дождем, под пасмурным небом, на стоянке перед вокзалом, и я чувствовал, как на меня медленно наползает усталость, вызванная коньяком. Пора прекращать, подумал я, у меня еще очень много дел.
— Пусть все у вас будет хорошо, господин Франк, — сказал Мордштайн и выбросил стаканчик. — Может быть, мы когда-нибудь увидимся снова.
— Вряд ли, — ответил я и протянул ему руку.
Он пожал плечами:
— Кто знает? — Он повернулся и пошел прочь.
Я смотрел ему вслед. Затем я сел в машину и поехал к автобану на Штутгарт. За городом дождь был еще сильнее.
В начале автобана и голосовали две женщины, но я никого не взял. Радио Мюнхена передавало танцевальную музыку. Я ехал очень быстро. Через полтора часа я доехал до Аугсбурга, свернул на Паппельшоссе и остановился. По радио продолжали передавать музыку, но теперь это были отрывки из опер. Я достал карандаш и начал считать.