Я признаюсь во всём
Шрифт:
Ее идея-фикс, что я еду к Иоланте, навела меня на одну мысль. Когда я приехал в город, я пошел на почтамт и заказал разговор с Химским озером. Я попросил Джо Клейтона, и мне повезло. У него было время поговорить.
— Джо, — сказал я с особой веселостью, с которой мужчины говорят о подобного рода вещах, — вы должны оказать мне маленькую услугу.
— Да, Джимми?
— Я сказал Маргарет, что поеду навестить вас на один денек и переночую на Химском озере.
— Здорово, Джимми! Это очень хорошо! — Звучало честно, он действительно радовался.
— Но я не приеду и не буду ночевать
— Нет?
— Нет. Я переночую в другом месте.
Возникла смущенная тишина. Джо нравилась Маргарет. Я нравился ему больше, но ему было неприятно то, чего я требовал от него.
— Вы поняли, Джо?
— Да, Джимми, я понял.
— И если она позвонит…
— Да, Джимми, понятно. Тогда я скажу ей, что вы здесь, но как раз спите, или ловите рыбу, или делаете что-то другое.
— Спасибо, Джо.
— Пожалуйста. — Пауза. Затем: — Джимми?
— Да?
— Вам это действительно нужно?
— Да, Джо.
— Маргарет хорошая женщина.
— Да, это так.
— И несмотря на это…
— Да, — сказал я, — несмотря на это. Так надо. Мне надо срочно привести в порядок одно дело. — Я говорил правду.
Я провел целый день в городе. В машину я положил маленький чемодан с бельем и туалетными принадлежностями. После обеда я поехал к ювелиру и попросил показать мне украшения. Прошло какое-то время, прежде чем мы поняли друг друга и ювелир сообразил, что я намереваюсь вложить мои средства в украшения. С этого момента он стал обслуживать меня с изысканной вежливостью. Я пробыл в магазине почти час. В конце концов я выбрал три вещи: золотую табакерку, украшенную двумя переплетенных кольцами из сапфиров, античное рубиновое кольцо с бриллиантами в форме змеи, обрамленное платиной, и современное кольцо с изумрудами. Оба кольца были сделаны так, что их мог носить и мужчина. Все три вещи вместе стоили тридцать пять тысяч марок. Я сказал, что мне надо еще уладить банковские формальности и что я приду в субботу до двенадцати часов. Для проформы я оставил задаток в тысячу марок и назвал свое настоящее имя: Джеймс Элрой Чендлер. Казалось, что ювелир привык к американцам всевозможного рода. Он не выказал ни малейшего удивления ни величине суммы, ни моей манере покупать украшения.
Около пятнадцати часов я поехал в офис «Пан Америкэн Эйрвэйз» и купил там авиабилет во Франкфурт и обратно, который был заказан по телефону. Он тоже был на имя Джеймса Элроя Чендлера. Я хотел в последние часы пользоваться этим именем как можно чаще. Самолет вылетал в восемнадцать часов, автобус в аэропорт отходил от офиса «Пан Америкэн Эйрвэйз» в семнадцать часов. В двадцать часов самолет был во Франкфурте. Свой маленький чемодан я сразу оставил в офисе. Затем я позвонил Мордштайну и спросил, не могу ли я случайно рассчитывать на бумаги.
— Конечно, — сказал он. — А могу я случайно рассчитывать на деньги?
— Разумеется, — ответил я и повесил трубку. В следующий момент я почувствовал, что у меня сильно закружилась голова, и прислонился к стене кабинки. Неожиданно я четко представил себе, во что я впутываюсь. Мне стало жарко и холодно, но я крепко стиснул зубы. Приступ головокружения прошел. Я вытер пот со лба носовым платком
33
Я приехал в банк и припарковался напротив входа. Уже началось сильное послеобеденное движение, на улице было много людей. Я подождал до пятнадцати часов пятидесяти пяти минут — я знал, что банк в четыре часа закрывался. Без пяти четыре я вышел из машины и вошел в здание банка. Помещение было почти пустым, большинство окошечек уже закрылись. Я осмотрелся. К счастью, я увидел Кляйншмида. Он, улыбаясь, подошел ко мне и поздоровался. Было без двух минут четыре.
— Послушайте, Петер, — сказал я. — Вы должны мне помочь. Я в настоящем тупике. Моя компания уехала на съемки на натуре, а меня прислали сюда с двумя расчетными чеками. — Я положил их перед ним и внимательно наблюдал за ним, когда он брал их в руки и просматривал.
Без одной минуты четыре.
У меня было такое впечатление, что я сижу в кино и сам себя вижу на экране. Я не чувствовал никакого волнения — только научный интерес: удастся ли мой обман?
— Очень большая сумма, мистер Чендлер, — сказал Кляйншмид и положил чеки.
— Это деньги на производство фильма. Актеры и техники сидят на Химском озере и ждут денег. Работа встанет в понедельник, если чеки до этого не будут обналичены.
Шестнадцать часов.
— Дамы и господа, прошу вас покинуть помещение, — громко сказал служащий в униформе, стоящий у входа.
— Мне ужасно жаль, мистер Чендлер, но я действительно не знаю, чем вам помочь. — Кляйншмид бессильно пожал плечами. За его спиной коллеги закрывали свои письменные столы. Секретарши торопливо бегали туда-сюда, царила атмосфера всеобщего отступления. В отдалении я увидел худого прыщавого паренька, который переходил от стола к столу и собирал почту.
— Не могли бы вы отправить чеки экспресс-почтой во Франкфурт и попросить ответа телеграфом? — спросил я. — Помните, я однажды предлагал вам это, тогда, когда мы познакомились?
— Да, мистер Чендлер, — он медлил, вертел чеки в руках и размышлял в нерешительности. — Но времени действительно очень мало. Мы уже закрылись. Поезд на Франкфурт отходит в пять, то есть через час… я не знаю, как мы можем успеть к нему.
— Вон тот парень, — сказал я и указал на прыщавого парнишку, рыжие волосы которого дико торчали на голове, — он не пойдет на почту?
— Пойдет, но не на вокзал, а в почтовое отделение за углом.
— Не мог бы он в виде исключения…
— У него тоже конец рабочего дня, мистер Чендлер.
— У меня машина на улице, я мог бы подвезти его к вокзалу.
— Да?..
Кляйншмид медлил.
Шестнадцать часов три минуты.
Помещение банка опустело. Человек в униформе от входа подошел ко мне:
— Банк закрывается, господи.
— Еще минуту, — сказал я. Кляйншмид кивнул служащему. Тот отошел. Кляйншмид повернулся.
— Конрад! — крикнул он.
Парень подошел к нам.
— Да, господин Кляйншмид?
— Не мог бы ты съездить с этим господином к почтовому отделению на вокзал — он отвезет тебя туда — и отдать письмо? Это очень срочно.